Свет падает на пожелтевшие страницы моей молодости неровными жёлтыми бликами. Он (свет) порождает в моём сознании мысли о ядерных взрывах.
…Гриб рос прямо на глазах. Вот он достиг неба, вот он пробрался сквозь облака, вот он обжёг пятки Богу. А Бог смотрел вниз, пил молочный коктейль и жмурился от тёплого света ядерного взрыва. Взрывная волна опрокинула на спину небоскрёбы, в том числе и Эмпайр-Стэйт-Билдинг. Он падал красивее всех. Люди пытались как-то спастись, но, несмотря на бешеную работу их мышц, огонь доставал их повсюду. На бегу люди превращались в хорошо прожаренные бифштексы, которые так любят американцы. Они (американцы) превращались в свой собственный обед всего на несколько десятков секунд. Кто не успел попробовать, тот много потерял. А потом вкусные, сочившиеся мясным соком бифштексы (кожа давным-давно слетела с их прекрасных тел) превращались под напором жара в кости, черневшие в течении двух ударов сердца…
Два удара сердца разносят кислород из альвеол по всему телу. По каждой венке. В каждый капилляр. Я бросаю часть моей юности в огонь и заворожено смотрю на то, как листок сначала остаётся целым и невредимым, а после внезапно в середине бумага начинает желтеть, коричневеть, чернеть, гореть, осыпаться пеплом и исчезать из этого мира. Я размышляю над значением выражения «сжигать мосты», а в это время моя молодость заживо горит в мангале, где отец часто делает вкусные (невкусные) шашлыки. Молодость смешивается с животным жиром и превращается в скорбь по не прожитым дням и мёртвым зверям (по мёртвым дням и зверям, не прожившим счастливой жизни).
…Паф! Пиф-паф! Человек по имени, но без души метко прищурился и залихватски нажал на спусковой курок своей великолепной блестящей двустволки. Паф! Пиф-паф! Пуля, зная своё дело, место, время, цель и другие несущественные вещи, вылетела из ружья со скоростью, о которой в обычной жизни и мечтать не могла. Она проделала свой путь за какие-то доли секунды и с бесконечным равнодушием вонзилась в череп милой, кареглазой косули. Паф! Пиф-паф! Пуля, гонимая страшным правосудием, попала убийцу косули в левую ногу. Паф! Пиф-паф! Следующая пуля не попала в мишень, но извиняться она не собиралась, и со спокойной душой застряла в могучей сосне. Охотник (на животных) зажал окровавленную ногу и невидяще побежал в подлесок. Паф! Пиф-паф!
…Включите замедленную съёмку (slo-mo) …
Пуля летела медленно, продираясь сквозь воздух, переворачиваясь вокруг своей оси. Она размышляла о том, как бы покрасивее убить человека, ведь для неё, для пули, это было чрезвычайно важно. В итоге она решила, что будет лучше.
…Выключите замедленную съёмку (slo-mo) …
Плах! Именно такой звук раздался, когда пуля врезалась в тело человека (охотника, если угодно). Она попала точно в яблочко…в глазное и вылетела из макушки, покрытой тёмными волосами. Мозг охотника (на животных) разлетелся во все стороны света, часть мозга попала на берёзу и медленно сползала вниз, оставляя за собой блестящий тёмно-красный след, а его такая же блестящая двустволка безвольно и без воли упала на землю…
На землю падает слеза. Тихо и рассудительно. Я бросаю пожелтевший листок моей молодости в огонь. Пффф. И вот листка уже нет в живых. Когда бумага сгорает, остаётся серый пепел, покрытый чёрными каракулями. При желании их можно прочитать. Мой взгляд падает на вырванную страницу дневника в руке. Глаза скользят по строкам, а в сознании уже всплывает образ, который ничего не значил, но являлся всем.
…Самолёт, одна из вершин творений человечества, медленно и тяжело отрывался от серого асфальта. Попивая минеральную воду, один из пассажиров расслабленно смотрел в иллюминатор. Он так хотел, чтобы самолёт разбился вместе со всеми его проблемами, пороками, зависимостями, его телом, его жизнью; вместе с тем орущим на весь салон ребёнком, вместе с теми двумя воркующими стариками, вместе с той беременной женщиной. Вместе со всем этим долбаным миром. Этот человек, полуприкрыв глаза, слушал Эрика Клэптона и читал Роберта Музиля "Человека без свойств". Вскоре он встал и направился в туалет. Выстояв небольшую очередь, "человек без свойств" зашёл в кабинку, заперся, оглянулся и запустил руки в карманы джинс. Через несколько мгновений он выудил пять маленьких, диаметром не больше сантиметра, стальных шариков, бросил их в унитаз и с блаженной улыбкой нажал на слив. Вернувшись на своё место, человек закрыл глаза, и в его воображении начали проплывать чёрно-белые, немые фильмы.
Фильм 1: Все какашки, произведённые пассажирами самолёта, в специальном отсеке под действием давления и жидкого азота превращаются в огромную глыбу замороженных фекалий. Открывается люк, и тёмный ледник с выпуклыми поверхностями падает в белоснежные облака. (Продолжительность: 15 мин. 42 сек.)
Фильм 2: Замороженные каки под напором атмосферы расщепляются на мелкие, размером в одну десятую миллиметра, кусочки и растворяются в воздухе. Растворилось всё, кроме тех пяти стальных шариков, которые выбросил любитель Музиля. Эти пять шариков благодаря своей тяжести, развивают скорость равную скорости выпущенного снаряда. (Продолжительность: 2 мин. 7 сек.)
Фильм 3: Два старика воркуют на зелёной лавочке. Под палящим солнцем, на травке, сидит беременная женщина. Рядом с ней ребёнок сучит ручками и плачет. А пять шариков мерно неслись со скоростью пули прямо на этих людей. Вж-ж-ж. Старикам повезло больше всех: они умерли сразу. Два сантиметровых шарика попали им прямо во впалые щёки, вдавив кости в череп. Беременной женщине стальной шарик попал в живот, задев позвоночник. Ребёнок остался в живых: шарик промахнулся на каких-то пару сантиметров. Судьба последнего шарика осталась неизвестной. (Продолжительность: 8сек.) …
Я бросаю в огонь последние страницы моей молодости. Я сожалею о ней, сожалею о своей ненависти. Я смотрю на свои руки, покрытые морщинками старости и по локоть испачканные в крови.
… Ведь это я спалила долбаный Нью-Йорк…
По щеке скатывается слеза, затем ещё одна, и ещё, и ещё.
…Это я убивала ублюдочных охотников…
Я встаю и захожу в любимый дом, наливаю свой любимый кофе, вхожу в свою любимую комнату, сажусь на свой любимый диван.
…И это я спускала железные шарики в проклятые унитазы самолётов…
Я встаю, мою чашку и иду спать. Мысленно, я подсчитываю, сколько жизней по моей вине покинуло этот мир. Я пытаюсь оправдать себя тем, что этим людям сейчас легче, чем мне. Но не получается. И как всегда я медленно засыпаю под звуки Эрика Клэптона с «Человеком без свойств» в руках, перечитанной тысячи раз, и со своей блестящей отполированной винтовкой под кроватью, и со статуэткой Бога с обожженными пятками на подушке.