Он ходил из конца в конец, не останавливаясь где-либо дольше трех дней. Для него ветра неизменно дули с трех сторон, а солнце светило всегда слева. Звезды указывали дороги, дороги смыкались в перекрестки, а указующие столбы всегда приводили в дома с очагами и теплыми улыбками. Но иногда и звезды с дорогами становились врагами, а перекрестки – демоновым логовом, и тогда вместо волн тепла он был окутан колючими ветвями боярышника.

Это продолжалось уже много месяцев, лет, столетий. Он был всегда. Он был шут. Хлебом его был смех. Смех в пышных дворцах, и смех в церковных садах, смех среди руин войны, и смех среди искаженных чумой лиц.

Туда он попал случайно. Когда листья летали под ногами, а тропы превращались в грязь, звезда обманула его - затуманив разум и сделав слепым, привела туда.

Там он увидел ее. Она стояла, сомкнув руки на груди, и внимательно следила за каждым его словом. Ни тени улыбки, ни движения бровей или ресниц. Только пристальный взгляд стальных глаз.

Все смеялись его нелепым шуткам о короле и пили вино. Вино было слишком сладким, затуманивало разум, путало слова и рассыпало жонглерские мячики. Бубенчики нелепо звенели не в такт движениям – это лукавый ветер раздувал концы колпака, делая их похожими на ослиные уши и хвост. В этот вечер ветер дул с юга, а шут действительно был ослом.

На следующий день он ушел и больше никогда не сочинял каламбуров, растерял жонглерские мячики и не искал украденный ветром колпак. Отныне он был безмолвен и тих, и только иногда в ночном небе он видел яркие глаза неведомой королевны..