Свет фонаря шустро распозается по водяным каплям, оставшимся после дождя на стекле вагона, и застывает там, в надежде, что его никто не увидит. Окно превращается в россыпь самоцветов, темнота за ним - в мягкий черный бархат. Станция исполнена холодного спокойствия, нарушаемого редкими крякающими выкриками громкоговорителя. Привокзальное здание пялится в пустоту своими рыбьими окнами-глазами. Небо перерезано проводами, черными ожогами зияющими на пятнах фонарного света; земля же рассечена сияющими ледяным пламенем рельсами. Единства делятся, дробятся и множатся, создавая и создавая новые сущности, которые снова превращаются каждый в свое делимое целое, а потом вновь складываются вместе - пока сонный мозг не устает разлагать предметы на части и собирать их, пока он не останавливается где-то на полпути. Глаза закрываются с тихим шепотом опускающихся век. Исчезают и станция, и сияющие дождевые капли, и теплый уют деревянной оконной рамы. Все сменяется игрой воображения на черных провалах в бесконечность: цветные разводы, огни фейерверков, наслаивающиеся друг на друга черные и белые сферы, узоры из едва уловимых точек и линий - как много можно увидеть, закрыв глаза. Тихий треск, трепет плоти вагона, мягкий рывок - поезд тронулся. Кровь с шуршанием переливается по сосудам, неспешно перенося странную тоску от сердца во все члены. Те откликаются мягкой расслабленностью, и вот пропадают узоры на занавесе век, исчезает умиротворяющий стук колес, тихо уходящий куда-то вдаль и оставляющий меня в моем маленьком уютном клочке тьмы. пока не зазвенит будильник.