Р асстегнутое платье: золотая кожа между бледными полосами ткани, как разлом в литосферной плите, заполненный шипящей магмой. Я не могу снять его с себя, как будто вместе с платьем я сниму любовь. Я даже руки боюсь вымыть: с них смоется вечерняя пыль нашего расставания.

Когда я уйду, ты повернешься и тоже уйдешь.

И я буду плакать, размазывать по щекам и скулам грязные потеки и половодные реки коричневых глаз. Если я обернусь, ты увидишь на скомканном сыром лице синие тени бессонных ночей.

Я остывшая и неподвидвижная, как стоялая вода в реке. И тебе хочется окунуться в меня, и ты видишь себя во мне, как в глади зеркала. Тебе хочется, чтобы и я была в тебе, но я ухожу.

Я и так в тебе.

И когда я уйду и ты уйдешь, деревья склонят свои большие лиственные головы над нашим последним объятием.

(Я крепко к тебе прижималась своим тонким платьем, ты волновался и гладил по спине: «Солнышко». И я простила тебе все грядущие измены.

Ты никогда мне этого не говорил, и я молчала, боясь, но я люблю тебя, а ты любишь меня.)

Я навека остаюсь в тебе, уходя.

Пожалуйста, не отпускай меня. Я идеальна, и ты идеален – какой прекрасной парой мы могли бы быть. Я бы всем показывала тебя и говорила: «мой, мой, мой».

Но ты не мой, хоть мы и любим друг-друга по-звериному дико, и поэтому я должна уходить.

Мне жаль, что я не сказала тебе, что хочу остаться, что не умоляла тебя, не ползала перед тобой на коленях, дрожащей рукой не цеплялась за измятые брючины, не отпускать меня.

Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг,

И я вечно буду помнить твой взгляд, прикованный к моим плечам, ловящий каждый поворот моей головы.

И твой запах: усталость, алкоголь, пот.

И твое лицо. И тоску в твоих словах: «Не плачь, не плачь».

Посмотри на меня в последний раз и можешь уходить.