пока его дожидалась другая женщина или те немногие, что спешили увлечься им - впрочем, не серьезно. он отталкивал их своей усталостью, своей немного наивной серьезностью. выглядел моложе своих лет и больше язвил, чем озвучивал шутку. с ним было обманчиво удобно - он размахивал руками в студенческой, свободной походке - и говорил о прошлой осени или её ресницах, и казалось, в его грустных одиноких глазах отражалась такая тоска и что обнять его такого - и все закончится. весь его облик шептал о осенних вечерах, разбитых окнах и шотландских пледах. он умел пренебрегать и увлекаться. называл себя наблюдателем, но оставался коллекционером.
он не помнит цвет неба/отражение/её глаза. он плохо помнит, когда в последний раз забывался спокойным сном или когда обнимал её в последний раз. чердак его памяти, смешанный в гаммы цветов, не хранит такие опасные связки.
его голос понижается до хрипа, упреков, уверток по системе отговорок, которую она просекает наизусть - он, впрочем, не пытается отрицать. он - не герой её романа, где стоит рояль и по вечерам она идет слушать шопена. он знает, что он ей не пара - начиная от кончика волос, заканчивая окружением. но к черту. химиотерапию по этому поводу он прошел ещё в первые месяцы выживания - и теперь старательно избегает любых намеков. он знает, что она его не любит. в свой день рождения она его разлюбила, она этого не скрывала, произнесла на вокзале неделю спустя.
они не занимались любовью с того самого дня. он даже не уверен, что сможет её поцеловать, после того, как она сообщила, что одна из её фанаток считает, что такие отношения - это омерзительно, и теперь ей неловко, ведь, наверное, в глазах общественности она выглядит омерзительной. она против того, чтобы они держались за руки, и когда в метро на соседних местах он шепчет: "можно я положу голову тебе на плечо?" она взрывается негодованием, ему откровенно хочется сломать этой девушке руку и, возможно, он расплачивался бы за последствия всю оставшуюся жизнь, но он сломал бы руку каждому в этом проклятом городе, кто считает, что это отвратительно. он понимает всю неблагородность этих мыслей.
он больше не делает попыток к ней прикоснуться.
он назначает ей встречи, на которые она не приходит. обстоятельства так сложились. они постоянно спорят. она хочет, чтобы он ей подчинялся - беспрекословно, слепо, безрассудно. он принципиален, и он ей не верит.
когда все рушится, он накрывает руины собой, не открывает ей двери в свою нутро, где - он в это верит - всё вывалялось в грязи, погрязло в рутине, шелуха - как он это называет, будто внутри него комната, где когда-то собирались делать ремонт, но в силу обстоятельств так никто и не вошел. у комнаты без адреса и без владельцев, кроме морального инвалида, нет определения и режут горло друг другу акции.
он перестает ждать от неё чего-то лучшего. только подвох. он верит, что так будет гораздо лучше, меньше возможностей причинить ему боль. он лжет себе, но предпочитает закрывать на это глаза. отвечая на вопросы о них, он научился улыбаться, он пожимает плечами и говорит - это же она.
он никогда больше не предлагал ей выйти за него замуж.
вместо этого он представляет, как выглядит её будущий муж, как обустроена квартира, какая мебель стоит в её спальне, какого цвета кошка, которую она будет любить, квартира, в которую он никогда не войдет - он не верит, что после всего, что произошло, они останутся друзьями. он идет стоять под мостом, потому что ему кажется, что где-то он слышал/читал/подумал, что там сбываются желания.
вместо этого он задается вопросами - через 2 года, когда ему придется уехать из этого города, возможно, навсегда - будут ли они ещё вместе, и если будут, то какие отношения их будут связывать после этого.
он чувствует себя загнанным и беспомощным - он ей никто, ни на что ни имеет права и это, в общем-то, не его дело и хорошо бы - не его проблема. и тогда вышибает пробки, и он идет по рукам, как джокер по колоде - шестерки, дамы, короли. поиски глубины и убежища в чужих комнатах в приоткрытых дверях. свет штор затопляет поверхности, путает тень и окончания. и отекает плевра - музыка, нескончаемая музыка плеера.
он думает, они никогда не научатся любить. он думает.
он кладет таблетку под язык, задерживает дыхание и уходит под воду на дно ванны.
он запрещает себе думать.
после, взъерошенный, полупустой, он отключает телефон, выключает электрический искусственный свет, вкл/выкл, и танцует, пока зрачки не наполняются соблазнительным ядом, пока сердце, глухо стукнув о паркет, не разлетится, пачкая плинтуса и мертвые лампочки. и тогда мир наполняется волшебством и смыслом. и он чувствует себя маленьким богом или мальчиком, засыпающим в канун рождества, когда время чудес ещё не закончилось. и это единственный любовный акт, который не имеет названия, свидетелей, не нуждается ни в каком физическом присутствии в любом его проявлении, единственный акт, который он позволяет себе. не для инвесторов, не для кредиторов, не для прессы, даже не для неё. особенно не для неё.
он открывает бутылку абсента. курит ментоловые.
..чтобы снова и снова видеть зеленые небеса.
