- Ты можешь поцеловать меня?

Вялое дыхание последней сигареты застыло на внутренней поверхности щек, тревожа горечью, и, ты говоришь «осмос», прокралось в кровь никотином.

Синицы зимовали на кончиках моих пальцев, ломкими коготками вцепившись в томное утро. Птичьи голоса резали холодный воздух мадригалами и кантатами – надтресутым фальцетом бились о барабанные перепонки. У нас целый город напополам, и пачка сигарет смятая твоими вспотевшими пальцами, неловкими, а птицы плещутся в луже талого города.

Сигарета смаргивает пепел, усталость смотрит сквозь твои глаза. Мы от тоски готовы повеситься, но вместо этого просто одну за другой выкуриваем сигареты, вяло тянущие утро сквозь фильтр. Жадное до тебя утро.

- Ты можешь поцеловать меня? – звучит громко, чуть громче, чем утро. Ночь хрипло вырывается из легких, мешается с предрассветной дымкой. Тени выходят из углов, странные, гротескные тени, неловко протягивают исполосованные руки – и, да, я могу поцеловать тебя.

Мы поцелуемся, может быть выкурим еще по сигарете и будем потом молча сквозь пальцы пропускать дымный рассвет в пустом, нашем!, городе. А синицы будут вопить обезумев, оплакивая сухой предрассветный поцелуй.