Ты разрезал мне спину своим голосом, а я измеряла волосами расстояние между станциями метрополитена. По колено была погружена в проблемы электричества, дрожа на линии. Сверху никогда не капает солнце, растаявшими от слёз, лучами. Лучше бы улыбнулась, но нечем. Клин вышибают клином, а я бьюсь в пустоту, где он якобы, и ударяю всё ниже и ниже. Это как скатываться по сообщениям, что остались без ответов, словно по перилам лестницы.
Без его слов не бывает причин на обиды, а у меня в горле комок и мечта к потолку прилипнуть, смотреть бы на весь этот ужас сверху, как на вопросы формспринга. Милым не будешь для всех и у всех своя правда, сколько не спорь, права ты не будешь, а будущее совсем рядом. Рассуждать можно бесконечно и вечные рюмки, а ты вырезал из моего горла всю ласку, и ни мне теперь шептать что-то нежное. Съехали с моих артерий все мальчики милые, мылом теперь отмываю сапоги, которыми прошлась по их лживым запястьям. Мне много не надо, только своё бы найти, но они все не ко мне и отношения разбиваются, надеюсь на счастье. А у тебя всегда волосы в пучок собраны да штаны атласные. Листьями по глазам и шипами заменить бы ресницы. Ещё одна ночь грустного дневника, ещё одна ночь, в которую мне не спится.
А я всё живу и верю, что когда-нибудь будет всё по другому. Разобраться бы в своих дневниках, а с осени опять начать новый. Может сменив язык мне немножечко легче станет. Пьеро скоро вернётся, ведь он не погиб, а я уже не живая местами. Маслом нарисую сентябрь и сделаю глаток зелёного чая, что бы запить все романы с лета. Так когда-нибудь будет, но а пока я встречаю февраль обнаженной, лишь в одни носки одетой. Деталей бы побольше, но мне от этого некуда деться. «Его конец никогда не станет для тебя хэппи эндом» продолжает жить, а мне бы продлить ещё детство.