Это просто Вьюи блог

ashleeeeelk :

klubnika :

the-writer :

он пытается разговаривать с ней грубо,
читает ее письма, знает ее пароли, знает, что это плохо и хочет напиться.
он наверно без нее еле дышит. рваными строчками, глазами выжигает рифмы
он путает-путается, не знает как выйти из круга
где центр – она, а вокруг лучшие друзья и подруги
он думает, что если ее обидит, то ему станет легче
но почему-то роняет телефон, когда ее имя на дисплее высвечивается
он давно наверно растерял все свои смыслы_жизни.
он бежит по туннелю, где никакого света не видно,
она уже давно не смеется искренне, хохочет, так, для вида,
до слез, до боли в пальцах, что бы все что о_нем навсегда вымерло.
хотя он ее каждый день словами по щекам ударяет,
думая что, наверно, ей уже не больно, ведь все растеряно/потеряно/выжжено.
она никогда не умела плакать, считала себя сильной, одевая красивое платье.
она влюбляется в осень, ненавидя ее за свою больную душу
думает, что осень поймет, а та все смеется, дура
она до сих пор помнит ожоги и его губы
а он все так же тихо сходит с ума
и пытается разговаривать с ней грубо.

что-то странное со мной…что должно огорчать-радует, что радовать-огорчает..

"Перестань намекать на постель -
Ведь проблем не решают объятьем.
Я сегодня надену Шанель –
Буду в маленьком черном платье.

Хватит «гнать» романтичную чушь.
Видишь, лед уже в виски растаял?
Ах, какая нестойкая тушь…
Только плакать у нас – против правил.

Где ты ангелов видел с тату?
С интеллектом таким аморальным?
Так старался, а выбрал не ту…
Что ж бывает… не все идеальны.

Шпилька – больше, чем просто каблук…
Это высь! И стремление к звездам!..
И давай обойдемся без рук,
Ведь – увы – приручать меня поздно…

Лучше битва, чем мир взаперти.
Это тайна всех маленьких женщин:
Из двух зол, что стоят на пути,
Выбрать то, что покажется меньшим.

Стоп! – не чокаясь, выпьем до дна
За любовь! / а сквозь зубы «Проклятье!»…/

Беззащитна. И этим сильна.
В этом маленьком черном платье…”

Да, я верю, что ты ее должен драть, а еще ее должен греть и хранить от бед.
И не должен особо врать, чтоб она и впредь сочиняла тебе обед.
И не должен ходить сюда, открывать тетрадь и сидеть смотреть, как хрустит у меня хребет.
Да, я вижу, что ей написано на роду, что стройна она как лоза, что и омут в ней, и приют.
Ни дурного словца, ни в трезвости, ни в бреду, я ведь даже за, я не идиот, на таких клюют.
так какого ты черта в первом сидишь ряду, наблюдаешь во все глаза, как во мне тут демоны вопиют.
Да, я чувствую, ее гладить - идти по льну, у нее золотой живот, тебе надо знать, что она таит.
И тебе уютно в ее плену, тебе нужен кров и громоотвод, она интуит.
Если хочется слышать, как я вас тут кляну, то пожалуй вот: на чем свет стоит.
Да, я знаю, что ты там счастлив, а я тут пью, что ты победил, я усталый псих.
Передай привет паре мелочей, например, тряпью, или no big deal, лучше выбрось их.
Ай спасибо Тому, Кто смыть мою колею тебя отрядил, всю ее расквасить от сих до сих.
Это честно - пусть Он мне бьет по губам указкой, тупой железкой, она стрекочет тебе стрекозкой.
Подсекает тебя то лаской, блестящей леской, а то сугубой такой серьезкой,
Тончайшей вязкой, своей рукой.
Ты молись, чтобы ей не ведать вот этой адской, пустынной, резкой, аж стариковской,
Аж королевской - смертельной ненависти такой.
Дорогой мой, славный, такой-сякой.
Береги там ее покой.

youcouldbehappy:

dariayork:

romanovich:

gracefull :

а еще я хочу стать такой холодной ко всему, чтобы не влюбиться случайно, чтобы вены не рвались под кожей от ревности, чтобы прикосновения все не запоминать и ровно стоять на ногах при взгядах этих

Пока ты из щенка – в молодого волка, от меня никакого толка.
Ты приходишь с большим уловом, а я с каким-нибудь круглым словом,
Ты богатым, а я смотрю вслед чужим регатам,
Что за берега там, под юным месяцем под рогатым.
Я уже могу без тебя как угодно долго,
Где угодно в мире, с кем угодно новым,
Даже не ощущая все это суррогатом.

Но под утро приснится, что ты приехал, мне не сказали,
И целуешь в запястье, и вниз до локтя, легко и больно
И огромно, как обрушение бастиона.
Я, понятно, проснусь с ошпаренными глазами,
От того, что сердце колотится баскетбольно,
Будто в прорезиненное покрытие стадиона.

Вот зачем я ношу браслеты во все запястье.
И не сплю часами, и все говорю часами.
Если существует на свете счастье, то это счастье
Пахнет твоими мокрыми волосами.

Если что-то важно на свете, то только твой голос важен,
И все, что не он – тупой комариный зуд:
Кому сколько дали, кого куда повезут,
Кто на казенных харчах жиреет, а кто разут, -

Без тебя изо всех моих светоносных скважин
Прет густая усталость – черная, как мазут.

Или, к примеру, стоял какой-нибудь поздний август, и вы выпивали на каждого граммов двести: Костя, Оленька, Бритиш, и вы вдвоем.
Если он играл, к примеру, на тринадцатом этаже, то было слышно уже в подъезде, причем, не в его даже, а в твоем.
Что-то есть в этих мальчиках с хриплыми голосами, дрянными басами да глянцевитыми волосами - такие приходят сами, уходят сами, в промежутке делаются твоей самой большой любовью за всю историю наблюдений.
Лето, как муравей, по миллиметру сдает границы своих владений.
А он, значит, так жизнерадостен и рисков, что каждый, кто не увидит, сразу благоговеет. Режет медиаторы из своих недействительных пропусков и губы всегда лиловые от портвейна.
Излучение от вас такое - любой монитор рябит, прохожий губу кусает, рукавчики теребит - молодой Ник Кейв, юный рас****яйский Санта-Клаус - знать, судьба позвала нас, судьба свела нас, как хороший диджей бит в бит.
И поете вы словно дикторы внеземных теленовостей, которые земляне слушают, рты разинув.
Когда осенью он исчезнет, ты станешь сквотом - полно гостей и совсем никаких хозяев…
И пройдет пять лет, ты войдешь в свой зенит едва - голос все тот же, но вот как-то уже не тянет - у тебя ротвейлер и муж-нефтяник, у него - бодрящаяся вдова.
Тебе нужно плитку под старину и всю кухню в тон, разговор было завязался, но тут же замер: "Есть у вас какой-нибудь дизайнер? "
И приедет, понятно, он.
Ну ты посидишь перед ним, покуришь, как мел бела. Всё та же хриплость, резкость и бронебойность.
Он нарисует тебе макет и предложит бонус, скажет: "Ну ты красавица. Бог берет на слабо нас "
Никаких больше игр в разбойников и разбойниц.
Ну проводишь его до лифта.
До подъезда.
До угла.
Он нефтяник, а кухня так и останется, как была

где-то внутри меня поселился ребенок. маленький, капризный, истеричный, который все время от чего-то смеется и мается, чего-то ждёт. и не понятно, что делать дальше, потому-что совместное существование невозможно, это мешает адекватно смотреть на мир, отвлекает от работы, и не дает относиться к тебе, как к одному из миллиона случайных. он ищет с тобой встречи, кормится твоими улыбками и теплом. обещаю, к сентябрю отправить его в детский сад, где он снова станет робким и строптивым, а пока у нас лето-каникулы!

мне не нужен маленький мальчик, я хочу рядом взрослого мужчину.
просто знаю, чего хочу
мне нужно взрослеть морально, мне нужны взрослые советы.
нужно чтобы заставляли ровно держать спину и били по губам за каждое слово похоже на "бля".
чему-то учили, а не ах..евали с каждого сказанного мной умного слова.

летом чувствуешь себя
частью какого-то странного и неудачного сплава

проезжают мимо
такие нужные поезда на варшаву

теряют значение такие слова, как
смысл, кофе и контркультура
и даже у листьев на деревьях
повышается температура

от этого всего спасает только одно

вечером,
когда в комнату не проникает ни одна солнечная иголка
ты трепетно и колко
шепчешь на ухо мне
все песни брайна молко.

Ты набирала боль в меня, как наркотики в шприцы,
Поила страстью, выдавая яд за медицину,
И эти пестициды — давно во мне, поэтому стал циником,
И, кажется, на эту дрянь подсел.

Ты набирала боль в меня, как наркотики в шприцы,
Поила страстью, выдавая яд за медицину,
И эти пестициды — давно во мне, поэтому стал циником,
И, кажется, на эту дрянь подсел.

За окном мелькают люди-тени, знаешь а я теперь
Не проклинаю нашу встречу, так мне легче.
Но каждый вечер как по расписанию дурманю сознание,
И уплываю по волнам своих воспоминаний.

Я не мог знать заранее, что ты тоже не нормальная,
Ведь наделяли чем-то новым нас эти свидания.
Ты аномалия, оттого и не любовь, а мания
У нас с тобою была, вперемешку с криком и бранью.

Я знаю, что там покой, а здесь на сердце камень,
Новый твой парень непререкаем — ну, прям подарок маме.
Не упрекаю, сам многое делал не правильно;
Искал тебя в глазах каких-то сук, от себя убегая.

Но мне не капли, не жаль их, ведь они только мешали!
Представь, я так устал тебя любить, и ты тоже пуста.
Просто если б дали шанс отмотать эти годы (бред!),
Я подошел бы первый, и тихо сказал бы: «Привет»…

Ты набирала боль в меня, как наркотики в шприцы,
Поила страстью, выдавая яд за медицину,
И эти пестициды — давно во мне, поэтому стал циником,
И, кажется, на эту дрянь подсел.

Ты набирала боль в меня, как наркотики в шприцы,
Поила страстью, выдавая яд за медицину,
И эти пестициды — давно во мне, поэтому стал циником,
И, кажется, на эту дрянь подсел.

Все эти стихи теперь бумага, что летит из окон,
Ложась около дома проклятого, что толку?
Кутаюсь в кокон, забыл покой; как одиноко
Среди копий людей, среди людей, от которых плохо.

И пытаюсь писать стихи о любви, о расставании,
О расстояних, и просто ранах,
Я простираюсь на километры пути назад,
И эта музыка — хлам из попыток что-то сказать.

… (ведь ты такая lady)
Тебе бы летать (и не волнуют сплетни!)
Простых обитателей (этой жизни!),
А я так скучаю по тебе, извини.

Мой город устал слушать, как я скулю по тебе,
Шлёт статьи мне фортуна про мир теней.
Все мои песни про это, депрессии — скоро сопьюсь, наверное.
Осенний гром, иду наверх я!..

heroinsky :

я люблю, когда прижимают к стенке. так страстно, сильно, резко… когда нет сил ни вырваться, ни по стенке сползти вниз.

А она по-прежнему любит…
По-прежнему ждет…

Ты можешь стереть все со стены или удалить страницу,
Но ты никогда не узнаешь, что там творится.
И кто там, с кем, во сколько, забыв о принципах…
Потом стирал звонки, что бы не спалится.
Кто-то лгал больше.
Кто-то молчал дольше.
Кто-то знает правду, но расскажет позже.
Кого-то пичкают ложью.
Кто-то в личку шлёт прошлое.
У кого-то всё сложно и кто-то останется брошенным.
Другими стали может, а может и нет,
Но нет сил набрать номер и сказать "Алло, привет "
Нет сил вникать в эти цитаты из статуса
Осознавая, что на душе не так уж и радостно…
Бегут секунды на часах, так же как будни.
Знаешь, тот третий сверху по-прежнему судит.
Это правда или ложь….я не знаю что это.
Но знаю что внутри электронного конверта.

А она по-прежнему любит
По-прежнему ждет
По-прежнему верит в чудо
По-прежнему топит лёд.
А за окном осень напомнит ей обо мне…
И октябрь был бы рад за нас в ноябре…

Ну сколько мы не виделись?
Года два наверное.
А я как чувствовал тогда, был весь день на нервах.
Знакомое имя, и внизу надпись Online
Типа "привет, как дела "
Типа "добавишь в друзья"?
Потом от статуса "по-молвленна" навеяло холодом.
И в третьем часу ночи я покинул дом
Пол пачки пеплом, потом холодным потом
Фото с отдыха… А у меня то что?
Около сотки её смс-ок на сотовом,
Обрывки старых чувств на минорных нотах,
5 рабочих дней и одна суббота,
Рядом близкие люди, но не хватает кого-то.
Да ну к чёрту всё… Много воды утекло.
Ведь ты наверно не та,
И я уже наверно не тот.
Давай останемся с тобой хотя бы Online…
Ведь когда-то в марте за нас был рад февраль..

Это по-настоящему? - Нет, это реально.
А это люди? - Да, но виртуально.
А их там много, в этой онлайн-сети? - Миллионы, но у неё свой ID.
Глаза напротив монитора. Одна в квартире.
Ищет ник, где три точки в середине…
Ищет среди друзей, прокручивая список,
ей нужен тот один..тот кто был ей близок.
А я тогда всё думал….стоит открывать ту папку "входящие",
Но всё откладывал на завтра.
Осень, пульт в руках, сижу уткнувшись в ящик.
А она любит меня по ходу по-настоящему

Мама, какой он наглый, до губ прокушенных невозможный,
до туго натянутой венки височной - сложный
как кислород под водой, истерично нужный,
огромный и неотложный

Как мне вместить это все в мое тельце, мама,
оно больше меня. Из оконной рамы
в его доме сегодня я видела панорамно
как стремительно перерастает любой масштаб
до сих пор нетроганная моя
крохотная душа.
Потому что теперь ее самая тихая глубина
оживает и мечется, так, что нельзя дышать –
это глупо, но как мне легкими управлять,
когда он улыбается, мне согревая там все…до дна.

Знаешь, ведь от него у кого-то родится сын –
это будет самый красивый на свете мальчик, клянусь!
Только если об этом подумать, мама, то я свихнусь,
потому что во мне очень громко идут часы
отмеряя фатальное: десять, девять. Мам, я боюсь,
мам, мне страшно, я снова маленькая такая:
мне четыре, ты плачешь, зачем? Я не понимаю.
Мне пятнадцать, и я не верю, что разберусь,
или даже тринадцать – я некрасивая и стесняюсь.
И уже с девяти ненавижу, когда мне врут.
Я настолько маленькая, что рыдаю
прямо на эскалаторе, в шумном и темном метро.
Он не видит, наверное, как мне обжег нутро
и не чувствует, как я за час без него замерзаю.

Если в двух словах: посмотри, он в меня врастает,
а я корчусь от боли, отчетливо представляя,
как потом его вырвут и заберут.
А еще я знаю,
что таких, как я, в это долгое плавание не берут.