Наивная

Нередко в фолиантах популярной психологии говорится о назывании проблемы по имени как о полпути к ее решению. "Осознать, что у тебя есть проблема, это значит уже приступить к ее решению". Точно так же говорится, что дать предмету название, раскрошить его по типам и классам - это уже иллюзия понимания. По крайней мере, понимание начинается именно с анализа (разделения), а синтез (объединение) идет уже потом.
В ответвлениях буддизма утверждается, что каждую 10-тысячную долю мгновения человек умирает и возрождается. Кабы уловить это перерождение, можно духовно вырасти. Или хотя бы наметить путь изменений. Возможно, эта восточная парадигма и оправдывает следующее:

Когда называешь предмет по имени, он тотчас же перестает существовать.

Потому что происходит мизерный, но сдвиг к изменению предмета. Не зря, чтобы призвать демона, следует произнести его имя, а истинное имя человека дает власть над его душой. И еще одна восточная фраза: "Имя, которое может быть названо - не вечное имя".

Чудак человек, спешащий все и вся поименовать, разобрать на винтики, классифицировать. Это сродни вторичности любого творца - воплотить, предать форму, заключить в клетку слов, которые все равно не объясняют предмет в полной мере. Так и получается: именуешь - а оно ускользает. Может и будучи именно Тем в миг понимания, но тотчас же переменившись, как только понимание выходит наружу.

Получается, называя всех своих демонов, своих тараканов поименно, ты не только командуешь им "стройся в ряд!", но и немного борешься. Человек меняется, и если твердить ему изо дня в день, что он такой-то, со временем обнаружишь его повальное несоответствие этому качеству. Точно так же мы понимаем людей краткий миг, а дальше они от нас убегают, и понятое вчера не соответствует увиденному завтра.

Поскольку любое именование, любая классификация задает шаблон восприятия - тот ярлык, который удобно повесить и более не задумываться над пониманием. Тогда как мир подвижен, а таблицы мировосприятия - они могут только дополняться, но не редактироваться.

Если обращаться к практике, вспомните тесты - профессиональные и не очень, интересные и скучные, верные и ошибочные. Да какое там "верные"! В миг получения результата хоть на чуть-чуть, а перестаешь ему, результату, соответствовать. Таким образом человек, обожающий тесты, подобен игроку, раз за разом встряхивающему лотерейный шар - авось выпадет нечто хорошее. Человек, вечно дающий себе установки измениться, но не доводящий этих перемен до ощутимого конца.

К слову о конце. Если происходит нечто хорошее, приятное, радостное - встречай молча. Можно сколько угодно спорить про самосглаз, но нередко событие будто по мановению волшебной палочки прекращается, стоит только смириться с ним, осознать в полной мере. Так "мне хорошо с тобой" может стать началом конца. Поскольку достижение цели - очень грустная штука, ведь большую часть жизни мы проводим в пути, в ежеминутном смысле, в ожидании результата.

Выход? Не рассказывать, а показывать. Не называть, а делать. Слова - это даже не половина человеческого восприятия, в беседе в том числе. Доля, приходящаяся на слова, мизерна. И не зря - способность речи передавать мысли в точности и полносте стремится к минус бесконечности.

И самое ироничное знаете что? А то! Сформулировав этот принцип, описанный в данном эссе, мы могли нечаяно разрушить его сущность. Ведь всякая книга истинна только в миг ее написания. Всякое произведение искусства - не результат, а путь.

Я даже не знаю к какому разряду отнести мою симпатию к нему. Скажем так: мне нравятся его глаза, но если напьюсь - я его трахну.

Бля, это чистая правда. Люблю одного, а другого трахнуть хочу. Или может не люблю его вовсе, если у второго "глаза нравятся"…Но второго видела всего-то раз, а первого люблю…

Разве он не прекрасен?

Приснилось, что нюхала кокс. К чему бы это?

— Хочу жрать водку и трахаться, трахаться и жрать водку!
- Но, ты же девочка!
- Вот дерьмо!

гребаная сессия! Гуляяяяяяяяять, блядь!!!!!!!!!!!!!

ps но только со вторника можно….:(

"Она любит кофе, черно-белые фотографии, по ночам сидит в иннете, а днем улыбается детям.Может сидеть на подоконике в одеяло укотовшись, плакать и смотреть на дождь.В ее жизни очень мало счастливых минут, она постояно думает о нем, любит его она только во снах счастлива, там они вместе."

как же я его люблю….

Ах…Амстердам…Нарко, секас, туалеты прозрачные, велосипеды….Разве не это есть Рай? Уехать бы туда…Шоколадки галлюциногенные попробовать, траву разных сортов покурить, кофейком запить, пройтись по улице красных фонариков и трахнуть кого-то в туалете прозрачном…Мечты. Мечты. Мечты…

Хочу его во всех удобных и неудобных позах и ниипет, блядь!

неужели таких больше не делают…

А ведь, и правда…Геи они такие милые и классные, друзья хорошие…Наверное из всех видов мужчин, только и могут ДРУЖИТЬ с ними девушки. Вот с каким еще мужчиной можно дружить и не влюбится нечаянно? Какой мужчина будет дружить с тобой просто так и не думать о сексе? Геи хороши, когда они рядом…и понаблюдать - тоже хороши…*грешу иногда*. Но ведь, действительно, никто не задумывается о том, что бы было, если бы его ребенок пришел и сказал "Мама, я - гей". У него никогда не будет детей… Нет, ну можно, конечно кого-то усыновить, удочерить, но это же не родное! Итог: его мать лишается внуков, всех радостей старости….СПИД? Почему бы и нет. И в конце концов, матери просто придется смирится, что ее ребенок-мальчик будет трахать мужиков в зад и его будут иметь туда же, возможно, в извращенной форме. Брутально? Да! Такова правда…А Вы как думаете?

какую тематическую вечеринку хотели бы посетить Вы?

По ту и эту сторону (Евгений Гирный)

По ту сторону
Наш поезд движется со скоростью ленивой черепахи. Нам некуда спешить, нас никто нигде не ждет. Сижу на крыше единственного вагона, болтаю ногами, подставляя веснушки большому горячему солнцу. Мой друг машинист горланит песни и после каждого куплета выдает такой гудок, что лес чернеет от медведей, забравшихся на верхушки сосен. Придорожные столбы молча смотрят вслед нашему упрямому поезду. Колеса задумчиво стучат в такт истерзанным сердцам. Мой друг машинист пьян одиночеством, после каждого гудка я даю залп из бронзовой пушки. Так и не прирученная душа окутана покоем, словно облаком. Я вслух читаю стихи, в небо над нами бумажный дракон уносит молчаливого китайца. На задней площадке вагона индеец Чак сосредоточенно плетет новые мокасины. На западе сгущается туман, а на востоке все ярче разгорается неизвестное солнце. Мы медленно движемся к покаянию.
По эту сторону
Кофе - сволочь! Безумным Отелло навалилось на мое бедное сердце и давит, давит черными ручищами. А тут еще ты гремишь своими огромными чемоданами! Я лежал на диване крохотным комочком льда и плакал, пока ты искала зонт, натыкаясь на стулья. К чему тебе зонт, ведь на улице солнце, а я все равно умру на рассвете…
По ту сторону
Золотая диадема песка на фосфорной груди океана, и словно алмазная капля, и словно голова Нефертити, моя прозрачная башня на самом краю. Я живу в ней, открытый взгляду Бога, с неотвязным чувством, что все это уже когда-то было. На кухне в спичечном коробке поселилось сварливое время. Я полный хозяин в своей башне, сердце мое пусто, а ключ от души затерян. И я отпустил ненужную душу на волю - таинственным китайским механизмом висит она над океаном, покрывается солью, блестит на солнце. Под окном проходит похоронная процессия, как ни посмотришь, она все проходит, видно, покойник здорово досадил времени и оно не дает ему уйти окончательно. В его глазах такая тоска, что птицы падают замертво, наткнувшись на ее раскаленный столб. А я иду на кухню, трясу спичечный коробок: "Отпусти его, ради бога, отпусти!" - кричу, но в ответ - тишина, лишь часы на моей руке останавливаются и долго смотрят на меня внимательным глазом.
Ветер, как некая постоянная в сложной и бессмысленной формуле бытия. Забравшись на стеклянную крышу, сажусь в старое кресло. Тяжелый диск океана медленно разгоняется на древнем патефоне планеты, рушатся синие скалы, падают правительства, солнце все больше похоже на таз цирюльника. Обрюзгший клоун Суицид трясет погремушкой, а я смотрю на весь этот бедлам и думаю: "И все-таки что-то ждет нас после смерти, что-то ждет нас после смерти, ведь должно же нам когда-то воздаться, ведь должно же нам когда-то воздаться, за эту безумно ненужную жизнь, за эту безумно ненужную жизнь, за то, что мало кто из нас, живущих в прозрачных башнях, умрет со спокойным сердцем…
По эту сторону
А без музыки просто деть себя некуда.
По потолку моей комнаты ползает огромный таракан, иногда он подползает к окну, смотрит на звезды и думает: "упасть бы в эти звезды, падать миллион лет, вдыхая запах снега, которым, ведь правда?, пахнет космос… "
А без музыки просто некуда себя деть.
Я стою у окна, напеваю отрывки полузабытых песен, над моей головой задумчиво мычит таракан. Когда-нибудь мы с ним срастемся спина к спине, и ангелы улетят, содрогаясь от отвращения. Обреченные на бессмертие, мы будем останавливать и запускать время, обращаться к книгам по именам, ругаться через дверь с соседями, и просто ненавидеть друг друга.
А без музыки себя просто некуда деть.
Однажды безумный, просто дикий, ливень вышибет все стекла в окнах, белый рояль с размаху застрянет в окаменевшей от старости раме, будто вампир щелкая зубами клавиш. И я выскочу на балкон, таща на спине полумертвое тело таракана, разрывая белые конверты молний, буду пить взахлеб жесткую воду, ощущая всей душой дрожащую от холода энергию ливня. Так придет в мой измученный мир музыка, так вернусь я в сумасшедший мир музыки, и специально для меня под балконом вырастет гигантское музыкальное дерево. Мой друг таракан со временем станет поэтом, а я - полная бездарь, повешусь на музыкальном дереве где-то между "Лунной сонатой" и синкопированным бесом…
По ту сторону
В этом маленьком кафе, в этом маленьком тесном кафе, оторванном от Земли, затерянном в неисчислимости звезд, в этом маленьком синем кафе каждый человек прячется в музыкальном автомате своего одиночества, смотрит на соседа сквозь узенькую щелочку, о чем-то спрашивает свое медное сердце, о чем-то нетерпеливо спрашивает свое медное сердце, и, не получив ответа, бубнит: "Я так и знал…" И снова ставит запиленный диск ежедневных размышлений на скрипучий проигрыватель своей непонятной тоски.
По эту сторону
Когда хоронили пожарника, утонувшего в ванне, с оркестром, венками и цветами, из труб шпалопропиточного завода выплеснулся ядовитый газ. Люди умирали тут же, на половине рыдания, трубач умер на ноте "си", товарищ в шляпе по имени Брут, споткнувшись будучи живым, упал на землю мертвым. И только пожарник выскочил из гроба, с крысиным хвостиком в зубах, с венком на шее, захохотал и убежал… С тех пор я совсем запутался и боюсь людей: я не знаю кто из них живой, а кто просто дезертировавший труп?
По ту сторону
Во все окно неслучайная петля дороги.
То ли дерево, то ли трещина в пространстве на краю моего маленького мира - осколка застывшего времени, падающего в бездну. Брожу по темным комнатам моего дома, число их, видимо, бесконечно, тенью скольжу по лабиринту коридоров, затянутых тишиной и покоем, словно старой паутиной. В комнатах только книги, книги, книги…

От моих движений дом наполняется призраками, одиночество смерти равно одиночеству жизни, зато в смерти я хозяин своему маленькому миру. Звездные сферы вращаются то медленнее, то быстрее.
Во все окно неслучайная петля дороги.
Если бы не книги, я, пожалуй, рискнул бы родиться еще раз.
По эту сторону
А я принес тебе пальто помнишь с белым мехом и зонтик на ручке которого впервые встретились наши руки переплелись наши пальцы укрою тебя укутаю тебе наверное холодно под этой сволочной плитой а зонт защитит от вечного дождя он идет и идет с того самого дня а еще я принес книгу ту самую знаешь я ненавижу нашу комнату я больше не вернусь туда она совсем сошла с ума когда ты ушла переставила по-своему все вещи развесила какие-то идиотские занавески даже не представляешь до чего идиотские а из крана капает вода капает капает капает безостановочно она меня просто выжила эта чертова комната поэтому я теперь буду рядом с тобой ты главное не поддавайся этой проклятой земле она слепа она жадна она будет тебе нашептывать всякую чушь а ты не слушай ее и не сдавайся я здесь я рядом я теперь всегда буду рядом всегда лягу вот здесь укроюсь краешком пальто под краешком зонта и мы будем разговаривать с тобой вопреки этой сволочной земле книгу вот почитаю тебе что нам время космос бог что нам этот бог ты верь только мне есть только мы а все остальное это такая несусветная ложь ведь правда такая дикая страшная страшная ложь…
По ту сторону
Моя ладонь на твоей груди - как древний монастырь на круглом холме. Мысленно возвожу над твоим телом целый город, с минаретами, кофейнями, садами, с маленьким черным озером и большой лунной площадью.
Тихонько встаю, зажигаю ночную лампу и при неверном свете переношу город на бумагу. Он тут же наводняется невесть откуда взявшимися кочевниками, купцами, ремесленниками, поэтами, колдунами, лгунами. Они живут уже сами по себе, устанавливают какие-то свои законы, а потом вдруг поднимают город на плечи и уносят куда-то за пределы листа…
Усмехнувшись, я гашу лампу и обнимаю тебя, стучусь у ворот твоих снов, и долго еще не спят мои пальцы, дрожат от волнения, шепчутся, с гордостью вспоминая детали сотворенного города…
По эту сторону
Мы снова всем скопом отправляемся на войну, о которой только и знаем, что ленивые садисты, выползающие из-под тяжелых, как могильные плиты, погон, заставят нас убивать, полоща свои вонючие подштанники в крохотной лужице нашего патриотизма, а когда мы выполним свою норму по количеству пролитой крови, они уложат нас ровными грядками в ту же пропитанную кровью землю, и наша ненависть покроет всю планету коростою, а когда все наши вурдалаки передохнут от недостатка жиров, углеводов, белков, витаминов и свежей крови, планета наконец-то вздохнет свободно и будет рай, и будет рай, говорю я вам, для крыс, червей и гордых свободных собак!
По ту сторону
Тихо ступая на цыпочках, спускаюсь в подземелье гитары, здесь совсем не слышно, как наверху гудит, сопит и мечется глупое время. Выхожу на берег прозрачного озера, разноцветные звуки скользят неслышно по дну. Духи гитары со странными перуанскими именами: Бетцанобль, Рокопетуаль - живут в маленьких фарфоровых башенках, висящих над озером, под низким небом, а на берегу в совсем уж крохотных лунках чутко спят трудолюбивые гномы. Они просыпаются раз в тысячу лет, чтобы настроить какое-нибудь одно из миллиарда деревянных волокон или смахнуть пыль с капельки застывшего лака. Ветер, дующий с озера, так упруг и плотен, что достаточно раскинуть руки и он понесет тебя, словно в большой прохладной ладони, над озером, над лесом, над городом, где в темных загадочных барах играет полуночный джаз, где синий лед фонарей и желтые такси - лимонные корки в черном кофе асфальта…