perfect.

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там -надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.

Нет, не друзья. Кошка просто его замечала -.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»

Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.

Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.

Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»

еще не февраль. но чернилами залиты все страницы
внутри меня одна за одной умирают птицы

молоком как белым стихом разбавляю кофе. он все равно горчит.
прошу тебя сделай тише. а лучше и вовсе выключи
эта осень слишком фальшиво во мне звучит.
я меланхолик. я вся черная изнутри.
бог с ними с птицами. главное
ты во мне не умри

рисовать тебя красками. птицей виться
растворимым кофе чертить на окне узоры
я готова повеситься на твоих ледяных ключицах.
тебе меня оставляет раздетый туманом, доставший по горло город.

я рисую усталый табачный дым, не вдаваясь в подробности или фильтры
бог опять целует вдоль позвонков спину мою. и на ней священные пишет литеры.
сброшенной птицей ложусь на твою ладонь. но мои откровенья совсем ничего не стоят.
я не ношу зонта потому что знаю - дождь заберет нас. дождь заберет обоих.
яблоки сыпятся. яблоки бьются оземь. ты обнимаешь крепче любого виски.
бог боится неприкасаемых, вроде нас. говорит, что они все выскочки.
долго долго просила тебя у неба
да вот наконец
выклянчила

август берет меня за ладонь - прелюдия перед осенью.
я говорю: "мне всерьез нужен психиатр", а ты смеешься мне.
я носила на пальцах лондон, но он расклеился. от дождей.
мне остается любить дешевые платья и дорогих людей.

мне остается:
музыка bjork. растворимый кофе. надломанная ключица.
шорох пуантов по стоптанным половицам.
и разговоры, которыми лучше бы помолчать.
все самые близкие набрались у кого-то повадочек палача.

наверно
пора кончать
дорожить не теми.

бусинами на леску не собирать потери,
чтобы потом ощущать красоту трагичности. на себе.

полно девочка, полно
шептать глухим на ухо, что ты слышишь как плещут волны

*
под черным футляром прятать больное сердце
чтобы убить в себе этот холод мало просто тепло одеться.
небо целует снегом раздетый город в краешки голых крыш
белым золотом января ты во мне скоро, чувствую, отболишь
покойных целуют в сухие губы. каждое утро целует рассветы в лоб
я просила у бога крылья и не убить во мне нло.

по чужим городам я теряла время, а мечтала терять покой
да простит меня бог, но мне хочется только увидеть море
и прижаться к тебе щекой.

тобою наедаются досыта, а потом бросают через левое плечо
обглоданной костью в зубы слюнявому бассету. что с тебя взять еще?
ты живешь скоромной картавой осенью, еле ворочающей слова.
осенью никогда не говорят самого главного - для этого есть весна.
а ты не любишь весну.
написать бы кому-нибудь письмо, прошение, петицию -
чтобы запретили эту жеманную весну - с её подснежниками и южными птицами.
«но у неё день рождения в апреле» - ты вспоминаешь, осекаешься - «ё-моё»
«ладно, пусть весна останется в календаре.
ради неё».

перламутровым утрам
быть горьким и одиноким, как я и мои рассветы.
падшие листья сухому асфальту подчистую сдадут все свои секреты.
читать тебе вслух это так же глупо, как ломаной спичкой прикуривать мокрую сигарету.

мы оба устали от туго натянутых нервов и туго затянутых женских талий.
я грежу лондоном. но прошу подарить мне хотя бы таллин.
все касания рук твоих, как молоко в грозу прокисали.
дым клубился серебряной нитью. и казался почти хрустальным.
я вся несобранная. нецелая. да нигде не достать деталей
спасибо, что не оставил.

нам так ненасытно дышится, так жадно ждётся чего-то.
смотреть бы на тебя сквозь стылый воздух, щурится и часто моргать -
полезешь в карман за перчатками, слегка заденешь твой локоть -
и сразу не страшно ни падать, ни чувствовать, ни умирать.

молчала бы век, превратилась бы в пустую банку из-под крупы,
угол на полке в твоем жилище почитала бы раем.
смотрела бы на твой затылок со своей баночной кухонной высоты,
смотрела бы, как ты губы обжигаешь горячим чаем.

молчала бы век - мне слов никогда не хватит, чтобы.
да ни в одном языке для моих чувств еще нет глаголов.
ищешь слова - а на них негде ставить пробы,
так все изношены, выцветши и грошовы.

тишина будет долгой, будто бы никто и не думал говорить -
слова лишь похрустывают внутри.
и если соберешься однажды мне позвонить -
не звони.

весь такой славный
белый, блестящий,
не мальчик,
а Apple Macintosh.
стоит, улыбается
видно, считает меня
слабой
или пропащей
а в глазах отчетливо -
" все равно никуда не уйдешь "

попала девочка на крючок
и куда она теперь -
рвать губы?
нет уж
сиди пока
ломай о него смычок,
струны рви,
бумагу жги,
расскажи ему,
как тебя по ночам
целуют суккубы
приходят тайком
и рвут на части
растаскивают на куски

мальчик, побойся бога,
не надо сжимать тиски.

мальчик уверен
что я в него вшита,
впечатана, вживлена
как чужеродный чип.
а у меня
никакого алиби
никакой защиты
когда он стоит вот так передо мной
и предательски молчит.

а у меня фарш в груди
кровь носом
и ладони - в ожогах от сигарет
но сил не осталось
ни на истерики
ни на вопросы
меня самой
во мне
уже четверть года
как нет

а он стоит
весь такой белоснежно-терпкий
и смотрит не на меня
не в меня
а сквозь
и я ощущаю
спазмы в грудной клетке
там, где однажды сломалось
и, видно,
не так срослось

Девочка Пеппи
Запутала сама себя в ловушки и цепи.
У неё ностальгия по Dr. Pepper,
Пузырькам колы и
Поли/винил/хлориду.
В Святки на блядки с девочкой Лидой.
Совместные поиски точек Джи.
Вверх. Вниз. Пассия. Виражи.
С тренером в Golden Gym.
Интрига с коротко стриженной стройной девчонкой. Тайно.
И ты завела себе собачонку.
Которая курит.
И преданно смотрит тебе сквозь линзы.
А я ножницами все – все твои визы.
Пока он там лижет тебе твой нос.
Расстроена отсутствием горячей воды.
А я буду вбивать вбивать и вбивать свои гвозди
В твои следы.
Чтобы ты к нему не дошла уже.
Больше.

Наше маленькое самосожжение
И подстроенное корабле/крушение
Совершенное от нечего делать.
Блядь.
Не целуй меня
/как всегда/ понарошку
Чайными ложками/понемножку/
Просто взять и друг друга вычерпать
Так отчаянно /ночью/ выебать.
Ту заклятую подругу /невесты/
За серебряные кресты.
За наложенные руки /проклятия/
Мать её
Взять её
Нахлыстать по щекам без жалости
В злости
Чтобы помнила все мои впадинки
Чтобы помнила все мои родинки
Чтобы помнила цифры в паспорте
Здравствуйте
Расскажите мне
Когда это всё закончится.

август цепляется грозами
за межреберье.

он вправляет мне мысли, как кости при переломе.
вчера все было так смазано, что я ничего не помню
кроме того, что играла на памяти только черными клавишами
говорила: "привыкну коль ты оставишь меня "

он обнимал. говорил: "больная. тебя не вылечат, mon cherie".
птицы сломали крылья. птицы целуются у двери
и вспоминают как когда-то видели море.
я говорю: "не знаю, как все это одеть в слова, не используя аллегорий "
и под платьем с закрытой спиной прячу истину.
все мысли, которыми я молчу, рисую в воздухе кистями
или пальцами правой руки.
учусь говорить беz слов. играть не касаясь клавиш.

обещай пожалуйста
что ты никогда меня не оставишь.

осень сбила во мне настройки. осторожно целует в висок. непременно в левый.
во мне сентябрь течет размытой маковой акварелью.
живу его. проживаю в нем. и ничего с этим не поделать.
остается помадой красной править даты в календарях и туманы курить несмело.
что же ты, что же - над цветами газовых плит руки не отогрела?
я серое платье - осень застегнула по горло. да наружу швами надела.
она меня вывернула. значит, и я могу себе это позволить.
смелости не хватает убивать этот тихий вечер чем-то крепкий и алкогольным.
кто из нас больше бог = кому из нас больше больно
.

открытые окна танцуют в обнимку со сквозняками
я вся неровная. нервная. грешная. и кому покаяться
во всем смертельных своих отчаяньях.
закипает холод внутри, как вода в закипает чайнике.
я скупа на эмоции. я курила взатяг молчание
на телефонных горячих линиях
никто никого не греет.

перелетные птицы чемоданы пакуют в рейды
улетают на юг. ранят глухое небо седыми крыльями.
обнимай меня сильно
или совсем не тронь.

целую прошлое. умираю в твою ладонь.

небо носило под сердцем холод. как простуду, как мать детей ли?
мой тихий голос окутан скрипом виолончели
вуали потрескавшихся сосудов не красят усталых глаз
от одиночества/ яблочный спас никого не спас.
да и бог с ним. я не просила.

/красиво. красиво. у нас с тобой все красиво/

выкипает кофе. стелется мятой фольгой по плите. свежей корицей вымазаны закаты.
смертельный август. сезон несладивших с собой психопаток.
снова ношу свитера стихами наружу. душу - швами навыворот.
тот, кому нарекали от всего беречь даже от холода не сберег.
мне туманы писали письма, о том, что они останутся спать со мной. до весны.
у туманов скулы резки. голубы глаза. тяжела рука. но они нежны
. не под стать
заправляющим мне кровать
месяцам без дождей.

сигареты одеты в новые пачки. как в танце маленьких лебедей
ходят под руку. за одной выкуришь и вторую, и третью.
господи-боже. пришли мне сентябрь. он будет греть меня
одной только мыслью
о холодных ее
ладонях
.

Полюбуйся, мать, как тебя накрывает медь,
Вместо крови густая ртуть, и она заполняет плоть;
Приходилось тебе когда-нибудь так неметь,
Так не спать, не верить, взглянуть не сметь
На кого-нибудь?

Глянь-ка, волчья сыть, ты едва ли жива на треть,
Ты распорота, словно сеть, вся за нитью нить;
Приходилось тебе о ком-нибудь так гореть,
По кому-то гнить?

Ну какая суть, ну какая божия благодать?
Ты свинцовая гладь, висишь на хребте, как плеть;
Был ли кто-нибудь, кем хотелось так обладать
Или отболеть?

Время крепко взялось калечить, а не лечить –
Ты не лучше ничуть, чем рухнувшая мечеть.
Был ли кто-то, чтоб ладно выключить – исключить,
Даже не встречать?..

Был ли кто, чтоб болела память, преснела снедь,
Ты ходила, как тать, и не различала путь –
Ни врагу пожелать, ни близкому объяснить –
И молиться больше так не суметь
Никогда-нибудь.