kisstosilence

feoktitova:

london05:

russ-deutsche:

raspberryalin:

—california:

london05:

jerbear:

ellemilano:

taisiaa:

personaljesus:

full-dorian:

monstr:

Если у женщины не один любовник, это еще не значит, что она шлюха!

— Ты говоришь так, чтобы меня успокоить или ты действительно так думаешь?
— Я думаю, что ты слишком много думаешь!

Ненавижу слова «начать все сначала». Как будто без мужчины жизнь потеряна.

— Займись этим со своим парнем!
— Я поэтому тебя и попросила, потому что он думает, что я уже не девочка…
— Огооо… Да вы, женщины, совсем долбанутые…

Ну, с чего начнём? С презервативов или косяков?

Ты — самое лучшее, что у меня было… Но знаешь, в чем проблема? Что самое худшее — тоже ты.

london05:

ksuuu:

Советы. Как поржать в кинотеатре

peacekate :

1. Бросайте попкорн в воздух и кричите:
" Снег! Снег! "

2. Свистите каждый раз, когда кто-то целуется
(желательно не только на экране, но и в зале).

3. Когда убивают хорошего парня, аплодируйте.

4. Во время трейлеров и рекламы кричите:
" Не могли бы вы перемотать? "

5. Когда за спиной у жертвы стоит маньяк, кричите:
" Берегись! Он сзади!" или что-нибудь в этом духе.
Проявите фантазию.

6. Истерически смейтесь над тупыми шутками.

7. Выкрикивайте, что должно случиться в следующей сцене.

8. Скажите, что место рядом с вами уже занято вашим
воображаемым другом.

9. Используйте пустые сиденья рядом с собой, как катапульты для попкорна, конфет и пр.
Попробуйте попасть в людей, сидящих на последних рядах.

10. Оденьте 3D очки.
Громко жалуйтесь, что они не работают.

11. Принесите фонарик.
В середине фильма устройте театр теней на потолке.

12. Принесите пульт ДУ.
Жалуйтесь, что не можете переключить канал.

13. Сядьте на первом ряду.
Как только фильм начнется, с криком выбегайте из зала.

14. Принесите пляжный мячик.
Бросайте его сидящим рядом.

15. Попробуйте подбить людей сделать волну.

16. Станьте на время букмекером.
Принимайте ставки на то, кто умрет первым.

17. Подпевайте саундтреку.

18. Принесите фонарик и книгу. Читайте.
Если кто-то попросит выключить фонарик, гневно посмотрите на него и скажите:
" Потише! Я пытаюсь читать! "

19. Принесите бинокль.
Смотрите больше на аудиторию, чем на экран.

20. Громко хлопайте каждый раз, когда кто-то входит в зал с опозданием.

21. Устройте овацию стоя, когда фильм закончится.

22. Цитируйте все диалоги через 4 секунды после
того, как они произнесены на экране.

23. Каждый раз, когда в фильме стреляют, кричите:
" В укрытие!",
падайте на пол и закрывайте голову руками.

24. Принесите собственный раскладной стул и сидите на нем.

25. Принесите водяной пистолет и стреляйте в каждого, кто начнет разговаривать.

26. Привяжите к поясу пустую картонную коробку и ходите вдоль рядов, выкрикивая:
" Попкорн! Орешки! Чипсы! "

27. Громко кашляйте в самые ответственные моменты фильма, например, когда кто-то собирается произнести имя убийцы.

28. Истерически смейтесь на грустных моментах и плачьте на смешных.

29. Принесите с собой будильник и поставьте его на "snooze".

30. Проходя мимо зала, где показывают фильм, который вы уже видели, просуньте голову в дверь и громко прокричите, чем все кончится.

Я сижу на кухне и щурюсь от солнца, которое заглянуло в комнату на минуту. Видимо, оно пришло, чтобы меня разбудить. Я слушаю Бьорк и ем хлопья с молоком.
Только сейчас я заметила, что у меня очень интересный стол. Он бежевый и в полосках – таких, что нарочно не придумаешь. Словно кто-то специально их нарисовал. Долго-долго старался. Я всматриваюсь в эти узоры – и представляю, будто мы с тобой – резчики по дереву. Или по пластику. Как хочешь. Мы сидим и стругаем целыми днями. И ведем неспешные разговоры всегда на одну и ту же тему: скоро выходные – и мы, наконец, отсюда уйдем. Изнутри-то нам видно, что скучная это работа – с утра до ночи ковырять трещинки.
Когда мне надоедает смотреть прямо перед собой, я поворачиваюсь лицом к окну. Выгляни на улицу и ты. Что ты видишь? Наверное, все то же, что разглядывали мы с тобой вместе всего месяц назад.Небольшие, приземистые домики. Кажется, будто у каждого – свой характер. У одного крыша перекошена. У другого левый бок зеленый, а правый – синий. У третьего все балконы разной формы. Помнишь, как мы его называли? Творение сумасшедшего архитектора.
Дальше, если присмотреться, можно разглядеть поля. Летом ветер доносит оттуда запах свежескошенной травы.
( Продолжить ) А за полями красуется лес. Рядом с ним протекает небольшая быстрая речка. Идиллия. Разве что барашка не хватает.
Спроси, что я вижу сейчас из своего окна. Я тебе честно отвечу: стену еще одного такого же дома-клона. И в его окнах – аналогичная картина. Эта череда безликих коробок бесконечна. Одинаковые дома идут друг за другом до горизонта. Не продохнешь.
В моем жилище, как ты понимаешь, целая куча этажей. Я честно пыталась сосчитать их в день своего приезда, но сбилась где-то в районе 17-го, который на самом деле был уже, кажется, 21-м. Если верить количеству кнопок в лифте, их наберется все 40.
Вообще, я тут вот что поняла. Для меня Москва – это пара-тройка километров вокруг Кремля. За ними начинается уже совсем другой город. Город-скука или город-однообразие – называй, как хочешь. Вот тут-то я и живу. Москвичи говорят про такие места – «спальные районы». Действительно, в этих штампованных лабиринтах сложно не заснуть. Не зачахнуть от скуки.
Правда, спать тут приходится под звуки дрели соседа сверху, пианино соседа снизу, телевизора соседа справа и скандалов соседа слева. Здесь у меня очень много жизней вокруг. В одном моем доме народу, кажется, даже больше, чем во всем нашем городе.
Ужаснее всего становится, когда все эти люди спускаются в метро. Метро – это вообще отдельная история. Я его перевариваю только рано утром и глубоко ночью. Когда ты приедешь ко мне в гости, мы будем кататься только в это время. Потому что в другие часы общественный транспорт напоминает большую баню – как у нас на главной улице, только в ней еще и не развернуться. Про совсем критические моменты – час пик – я даже рассказывать не буду, чтобы тебе окончательно не расхотелось ехать ко мне.
Впрочем, давай вот как: я тебе сейчас сделаю официальное признание. Многие стремятся жить в Москве почему-то. А вот я совсем не хочу. Это не мой город. Ты, наверное, думаешь, что я просто утешаю тебя, потому что ты все там же – в нашем маленьком поселке. А я на самом деле это место люблю гораздо больше. Там не было ни такого шума, ни гигантских пробок. И я не задыхалась от выхлопных газов, как здесь. Я даже могла кататься на велосипеде прямо посередине дороги, не боясь, что меня собьет какой-нибудь сумасшедший Шумахер. Вместе с тобой.
Спасибо тебе за эти велосипедные прогулки, и за наши веселые вечера с «Монополией», и за карты с дедушкой, и за секреты на зеленом диване. Только благодаря тебе я сейчас так люблю зеленый, кстати. Травянистый. Жалко, что здесь нет таких сочных полей, как у нас.
Но, несмотря на это, ты ко мне приезжай – на мой третий этаж. Да-да, я снова обитаю именно что на третьем. Как и тогда, когда мы жили вместе. Ну, почти вместе. Это было классно. Я только сейчас поняла, насколько.
Чтобы разбудить тебя, я просто свешивалась с балкона и тарабанила шваброй по железным оконным балкам. Или включала наших любимых Arctic Monkeys погромче. Раньше мы могли слушать музыку вместе. Даже находясь на разных этажах, мы танцевали в такт одним и тем же аккордам. Подпевали мы, если честно, фальшиво, но это ничуть не портило общей картины: главное ведь – чтобы весело было.
Еще мы могли завтракать на своих балконах – и это не мешало нам болтать обо всем на свете. Для тебя – бессменная яичница в формате три-и-все-целые. Для меня – хлопья с молоком. Как и сейчас. Это единственное, что по утрам осталось неизменным.
Впрочем, я немножечко вру. Кое-что еще заморозилось, сохранилось, не сдвинулось и не поменяло цвет. Такие же, как раньше, – мои странные и неправильные желания. Они по утрам иногда устраивают зарядку в моей голове. Наверняка и ты тоже помнишь, как мы хотели однажды вдруг сесть на поезд – и уехать далеко-далеко. До самого края земли, которого не существует. Глупость, конечно. Но иногда так хочется думать о глупостях, говорить о них и в них же верить. Здесь, в Москве, люди почему-то так не делают. А может, я просто таких людей не встретила пока. И поэтому очень скучаю.
Знаешь, здесь люди вообще много чего не делают. Не бывают дома, например. Работают все время. А когда не работают, тогда… Все равно работают – на каком-нибудь дополнительном месте. В крайнем случае они бегают по клубам и кинотеатрам. Причем вот что важно: они делают это непременно глубокой ночью. Кто куда, но только не в кровать. И когда они спят? Я решительно не понимаю.
Я вот дома сижу, как настоящая немосквичка. Я люблю тишину и уют. Запах маминой выпечки. Эти странные полосочки на столе. Книги с пожелтевшими от времени страницами.
Вот бы еще и тебя на соседний балкон. Приезжай ко мне скорее. Я тебя очень жду.
Приезжай – и привози полный чемодан новостей. Кто там сейчас живет в моей квартире? Наверняка какой-нибудь занудный дед, который не дает тебе слушать музыку громко. Я прямо вижу, как он все время сидит дома в кресле-качалке и ворчит. В моем кресле-качалке. Даже нет – в нашем.
Это дед ведь и понятия не имеет, какой вкусный капуччино мы пили вместе и как я все время донимала тебя своим нытьем: «Расскажи мне еще одну сказку – ну пожа-а-алуйста!» Я всегда поражалась твоему воображению. Вот бы и мне такое – хотя бы кусочек. Я тебе до сих пор иногда завидую.
Что там сказки – рисуешь ты вообще фантастически. Мой портрет, намалеванный твоими руками, висит у меня над кроватью. Он намного лучше всех постеров, вместе взятых. Честно-честно.
Когда-нибудь (к тому времени я уже стану совсем старенькой) я научусь рисовать и напишу твой портрет тоже – обещаю. Если хочешь, я освою акварельную технику вареньем. Или масляную – медом. Или какую-нибудь другую несладкую, а то вдруг кто-то ненароком проглотит твое изображение.
Но я все-таки надеюсь, ты приедешь раньше, чем я возьмусь за кисти. Для этого давай я расскажу тебе про хорошее. Ни у какой монеты не бывает только одной стороны, даже если эта монета – Москва. Начинай загибать пальцы.
Раз – здесь есть кофейни, спрятанные между домами в узких центральных переулочках. Там такой вкусный кофе – м-м-м! Ароматнее, чем у нашей бабушки.
Два – в этом месте всегда горят огни. Ты никогда не окажешься в темноте. Только в своей комнате ты сможешь создать непроглядную черноту, если плотно зашторишь окна. Ну, в ванной тоже можно добиться чего-то подобного, только вряд ли оно тебе нужно.
Три – тут интересно наблюдать за людьми. За их бесконечной беготней. Я не могу подстроиться под такой ритм – и все время опаздываю.
Четыре – в метро так и вовсе крайне весело играть глазами с симпатичными незнакомцами. Я перебрасываюсь с ними взглядами, как теннисными мячиками. Счет всегда в мою пользу. Потому что я каждую новую секунду выхватываю неожиданные детали. Кудрявые волосы ровно до мочек ушей. Малиновая спортивная шапка на голове. Густые брови, уложенные волосок к волоску. Темный-темный загар. Гавайская рубашка – в таких на курортах ходят. И точеное пальто. Я машу ему рукой с другого конца вагона. И он сразу же начинает расталкивать локтями своих соседей, медленно, но верно продвигаясь ко мне. Почему все думают, что если я смотрю и машу рукой, то непременно хочу познакомиться? Может, я просто говорю «эй, у тебя классная шапка» или «тут скучно и жарко, я просто от безвыходности шевелю конечностями».
Впрочем, что я кокетничаю. Знакомиться в метро – это весело. Сквозь шум невозможно расслышать, что тебе говорят. В этом подземелье вообще неуместна болтовня. Надо просто смотреть. Вглядываться пристальнее. Стучать ногой под музыку из наушников и общаться жестами. Представляешь, сколько значений в метро может иметь простой взмах руки? Приезжай – будем учиться общаться без слов.
Но давай вернемся к загибанию пальцев. У тебя один же остался? Так вот, пять – тут многое понимаешь. Признаюсь тебе честно: когда только приехала, я начала курить. Сама не знаю почему. Просто напридумывала глупостей всяких. Решила, что зашла в тупик. А сейчас понимаю, что никакого тупика не было. Да-да, я себе иногда и не такое сочиняю. Воображаю, будто все плохо, жалуюсь на слякоть, на солнце, которое не оттуда встает, или на странных людей, которые топчутся по моим ногам, на одинаковые дома-коробки, на суету, на соседей. На все что угодно – лишь бы не признаваться в том, что счастливым быть гораздо сложнее, чем несчастным.
Счастливые не привлекают много внимания. К счастливым не тянутся. Счастливые сами по себе.
С тобой, пап, мы об этом никогда не говорили, но, мне кажется, ты согласишься.
Приезжай – я стану
еще счастливее.

В самом начале Восточной улицы стоит двухэтажный кирпичный дом. Вокруг – пушистая высокая трава. Во дворе пахнет только что взошедшим тестом из «Вятича». Возле булочной растет тонкая сосна, обвешенная объявлениями. Под ветром листки бумаги шуршат.
К дому ведет асфальтовая дорожка, усеянная детскими рисунками. На первый взгляд, это сине-розовая мазня. Но если присмотреться повнимательнее, можно увидеть всадника в шлеме на фиолетовом коне. Пушки, которые стреляют цветными конфетами. Усатого господина Сома в шляпе-цилиндре. И мальчика, сидящего на корточках с мелками в руках.Он уходит в параллельные миры прямо на моих глазах. Забывает о том, что у него все коленки в синяках. И о том, что у него сломался велосипед. И о том, что его зовут обедать. И о том, что ему всего 12 лет. Из-под его руки выплывают звери, и люди, и облака, и луны, и цветы. А я долго-долго всматриваюсь в эти картинки…
Внезапный телефонный звонок прервал череду моих воспоминаний. В трубке я услышала голос Саши – того самого мальчика. Только он повзрослел на 10 лет.
– Не разбудил?
– Нет, конечно.
– Я хотел бы тебя кое-куда пригласить. Скажи, когда ты бываешь свободна?
– После занятий. Давай я сама тебе позвоню, когда смогу выкроить часок.
– Договорились. Буду ждать.
Саша повесил трубку. А я задумалась.
Последний раз мы виделись там – на Восточной улице – действительно 10 лет назад. Теперь он звонит вот уже третий раз за неделю и почему-то настаивает на встрече. Зачем ему это? А мне – зачем мне сейчас восстанавливать утерянный контакт? Мы уже вроде как взрослые люди. И нас ничто не связывает – кроме обрывков воспоминаний времен провинциального детства. И ведь я так долго и усердно старалась все забыть. Забыть о том, что мы не пили американской газировки. У нас не было компьютерных игр, где один шарик поедает другого. Мы даже не представляли себе, кто такие Spice Girls и что есть жвачка «Love is…». И мы свято верили в то, что Леонардо – это да Винчи, а не черепашка ниндзя.
Я живу в Москве уже довольно давно, а вот Саша только переехал. У него нет высшего образования, а я заканчиваю филфак МГУ. Наверняка он не одевается в приличных местах, не читает переводных книжек, сидя на кожаных диванах городских кофеен. Я даже не уверена в том, что он умеет пользоваться Интернетом…
– Возьми себя в руки! – вдруг прервал мои рассуждения внутренний голос. – Что за предрассудки! Разве ты не помнишь всего того, что вас когда-то объединяло? Забыла лиловую траву?
Не люблю, когда мои мысли со мной не в ладу, именно поэтому весь следующий месяц после последнего разговора с Сашей я только и думала, что о своей подруге Алисе – чтобы отвлечься. С Алисой творились чудеса – забивать голову ее делами было совсем не сложно. В столовой она заказывала исключительно минеральную воду. Через каждые три минуты доставала из сумки мобильный телефон. И в ее лексиконе появились такие слова, как «видео-арт», «инсталляция» и «перфоманс». Конечно, все это очень просто объяснялось. Алиса познакомилась в клубе с отличным мальчиком. Юноша ее мечты оказался помощником куратора галереи современного искусства. Он знал всех известных московских художников, круто одевался, божественно фотографировал и, между прочим, владел игрой на домбре и японским языком. Они с Алисой виделись всего один раз, но моя подруга вела с ним активную интернет-переписку. Она так много о нем говорила и я так столько всего о нем знала, что порой мне казалось, будто мы все и вовсе живем вместе.
– В среду Олег зовет нас на выставку, – заявила мне как-то раз Алиса. – На открытие. Вход – строго по приглашениям. Только представь: мы первыми насладимся работами одного из нашумевших молодых художников! И ты наконец увидишь моего Олега.
Внезапно я вспомнила Сашу. У меня не было возможности проявить гостеприимность – может, стоит его позвать? Когда еще ему выпадет шанс побывать на столичной выставке?
Я немного подумала – и… Передумала. Зачем это надо? Ему будет некомфортно, решила я. Он почувствует себя не в своей тарелке. А после мы пойдем в кафе. Вдвоем. Там мы попытаемся заговорить, но у нас ничего не получится. Я буду задавать вопросы из вежливости – «как бабушка?» или «жив еще твой пес Джек?». И скромный Саша станет описывать в двух словах свои жизненные новости. Через 40 минут мы разойдемся, облегченно вздохнув. Но осадок останется. Нет уж – лучше никак, чем так.
В среду, как и договорились, мы с Алисой встретились возле галереи. Было холодно, моросил дождь. У входа толпились репортеры со вспышками. В углу стояли два молодых человека. У одного из них на пиджаке красовалась вязаная роза. Второй выглядел чуть скромнее.
До меня донесся обрывок их разговора:
– Так какой, говоришь, у тебя любимый период Пикассо?
Алиса энергично помахала парням. Тот, что с розой, приветливо подмигнул.
– Знакомься – это Олег, – звонко произнесла Алиса.
– И Дмитрий, – добавил Олег.
Молодые люди оказались очень милыми. Олег помог снять верхнюю одежду и принес нам напитки. А потом он провел нас в зал и рассказал про выставку:
– Экспозиция называется «Мосты». Она представляет собой синтез взрослого художника с художником-ребенком. Что приходило вам в детстве на ум? Говорящие крокодилы, поющие вороны, злобные пираты и добрые инопланетяне? Тогда все наши органы восприятия были чище, краски – ярче, предметы – больше своих натуральных размеров. И шоколад был слаще. А люди были загадочнее. Один художник решил провести мост между своим настоящим и детским прошлым. Он показывает: от воспоминаний никуда не уйдешь. Мы всегда храним их внутри. Та важная картинка, которую мы видим лет в 10, навсегда отпечатывается в голове. Но потом, когда мы к ней возвращаемся и пытаемся воспроизвести, она становится совсем другой. На нее накладываются взрослое сознание, проблемы, новые приоритеты. И мы уже видим все совсем в других цветах…
Внутри что-то екнуло. От прошлого никуда не уйдешь. Но картинка, которую ты увидел однажды, с годами становится иной… Какая правильная мысль. Ты можешь рассматривать самого себя в тысяче ракурсов. Но однажды поймешь, что ты крутишь в руках не лупу, а калейдоскоп.
Внезапно мне захотелось увидеть Сашу. Обнять его. Попросить прощения. Сказать не простое быстрое «извини», а настоящее глубокое «прости». Прости за то, что я посмотрела свысока. За то, что не захотела разглядывать взрослого. За то, что не спросила, жив ли пес Джек…
Обратно в галерею меня вернул голос Алисы. Моя подруга не слушала Олега. Алиса рассматривала девушек в толпе – ее больше интересовали наряды.
– Смотри – та блондинка нацепила на себя черт-те что! – шепнула мне Алиса.
Я направила взгляд в сторону светловолосой журналистки с микрофоном. На ней было ультракороткое желтое платье. Она стояла возле высокого парня – видимо, брала интервью. Мальчик был самым обычным: темная рубашка, белые кеды, аккуратная короткая стрижка. Юноша застенчиво оглядывался по сторонам.
– Вы тут осмотритесь – я скоро вернусь, – меж тем бросил нам Олег и направился к выходу. Алиса потускнела.
– Может, взглянем на работы?
– Почему бы и нет, – ответила подруга, и мы разошлись по залу.
Когда я рассматривала одну из картин, Алиса вдруг схватила меня за рукав.
– Ты только погляди – глазам не верю!
Она потащила меня к входной двери. – Этого не может быть! – кричала она. – Там стоит наша ботаничка – Лидочка!
На крыльце и правда стояла Лида, а с ней – Олег и его друг Дима. Довольно удивительное зрелище: Лида всегда предпочитала книги живым людям, а тут она бойко что-то рассказывала, феерично жестикулируя руками.
Олег подозвал нас жестом:
– Алиса, моя девушка сказала, что вы учитесь на одном курсе.
– Твоя девушка?!
Лида неуклюже обняла нас и традиционно чмокнула.
– Как вам картины?
Алиса замялась. Олег с Лидой держались за руки и улыбались. Стало ясно: Олег и не догадывался о том, что Алиса полюбила искусство исключительно из-за его скромной персоны.
Минут через 5 подруга наклонилась ко мне и неприлично громко шепнула:
– Пошли отсюда! Скопище снобов – строят из себя искусствоведов.
– Мир тесен, – только и смогла ответить я, пытаясь успокоить Алису.
– Действительно тесен. – За мной вдруг вырос тот молодой человек в черной рубашке и белых кедах, у которого брали интервью. Это был Саша.
Вокруг все замерло. Меня осенило: Сашина выставка – и он ни словом не обмолвился об этом событии. А из рассказов Олега я Сашу по псевдониму просто не распознала.
– Пойдем, покажу тебе кое-что, раз уж мы все равно встретились.
Саша взял меня за локоть и повел к одной из своих картин. Я крепко зажмурилась, чтобы убедиться: все это мне не снится. Я увидела провинциальный пейзаж. Двухэтажный кирпичный дом. Асфальтовую дорогу, ведущую к нему. И девочку в красном платье. В руках она держала лиловый мелок. И вся трава вокруг этого дома была лиловой. Лиловыми были и верхушки деревьев.
В детстве родители в приказном порядке отправляли меня в художественную школу. Я больше любила читать на балконе. Я проглатывала книгу за книгой – и в результате стала филологом. А Сашины мама с папой, наоборот, противились тому, чтобы сын учился рисовать. Его отец, майор милиции, утверждал, что искусство – дело не для «настоящих мужчин». Он водил сына на рыбалку, а Саша выкрадывал время, чтобы набрасывать пейзажи в альбоме. Отец покупал ему армейское снаряжение – бинокли, компасы и топографические карты, чтобы мальчик погружался в походы, где надо выживать, – и в итоге папаша находил маленького Шурку на обочине леса, штрихующего цветными карандашами на папиросном листе неровную каемку деревьев. Саша не мог без рисования.
Однажды отец отобрал у Саши мелки. Сказал: «Мой сын не будет строить из себя Рембранта!» Но Саша его обхитрил. Он спрятал в кармане три кубика – синий, красный и желтый.
Мне тогда было всего 6 лет. Я вышла из дома, увидела мальчика, который рисовал на асфальте, и спросила:
– Что это будет?
– Твой дом. Но без травы и деревьев.
– Почему?
– У меня есть только синий, желтый и красный. Зеленого – нету.
– А я собиралась рисовать принцессу. У меня есть лиловый мелок. Нарисуй лиловую траву…
– Ты помнишь тот момент, когда ты отдала мне лиловый мелок? – спросил Саша, сжимая мою руку.
И я обняла его крепко-крепко. Это мой Саша. Навсегда.

Я и не поняла, что меня разбудило. То ли утренние звуки в квартире этажом выше – свисток чайника, бодрый голос диктора по ТВ, недовольное бурчание яичницы. То ли собственная тяжелая голова.
Я выглянула в окно. На улице было белым-бело от тумана. А мне куда больше по нраву чистое небо. Ясное, голубое, прозрачное. Такое, чтобы кружочки воздуха плыли перед глазами, когда смотришь на него минуту не отрываясь.
Туман я не люблю. У меня с ним старые счеты. Такое же густое молоко было разлито по улицам и в тот день, когда Максим впервые приехал в мой город. чС Максимом мы встретились летом на страницах чьего-то интернет-дневника. Наши невнятные разговоры в ICQ и по смс целых полгода оставались недосказанными. И однажды – в начале января – на дисплее моего телефона высветилось его имя.
– Але.
– Привет. Что завтра делаешь?
– Гуляю с Абрикосовичем, жую желейных мишек… А больше ничего.
– Я сейчас в Москве. У меня свободный уикенд. Ничего, если я приеду?
– Ммм. Конечно, давай.
– Отлично. В 11 встречай на вокзале. До утра!
– Ага.
Максим живет в Краснодаре, Максим звонил из Москвы, завтра Максим будет у меня. Это казалось типичным разве что для голливудского рождественского чуда. Но я даже не стала сопротивляться такой прекрасной банальности. Только проверила, Питер ли все еще за моим окном. Быть может, там теперь зеленеют сочные Beverly Hills?
Никаких разбитых надежд и лопнувших мыльных пузырей – утром 5 января я действительно встретила Максима. Шагнув навстречу, он улыбнулся мне и протянул пакет разноцветных мармеладок, а потом деловито вручил большую краснобокую грушу. И хитро улыбнулся. Я ощутила, как мощно ухнуло в районе живота. И переключилась на сканирование объекта.
Цвет глаз Максима отсылал меня к собственному коту: Абрикосович отличался шерстью с такими же дымчато-серыми переливами. Непослушная темная челка предательски напоминала мою старую любовь (черт, мальчики умеют так эффект-но утихомиривать ее, заправляя за ухо). Такие же джинсы носил мой лучший друг. А свитер в серо-белую полоску, выглядывающий из-под куртки, снова возвращал к любимому зверью: полосатый хвост моего шалопая всегда норовил смахнуть что-нибудь хрупкое с маминого комода.
– В ваших цветочных я не нашел растений, похожих на тебя. – Своим голосом Максим вытащил меня из игры в ассоциации. – А груша ведь тоже была цветком. Так что пойдет.
М-да… Где он этому научился?
Весь день мы с Максимом бродили пешком по городу – по туманным скользким улицам и паркам с аккуратными скамейками. Я вспоминала каждый параграф учебника по истории, рассказывая Максиму о важных вехах в жизни нашего городка. Я знакомила гостя с теми штуками, что навсегда закрепились в английских топиках как sightseeing. А он, вместо того чтобы хоть из вежливости открывать рот и удивляться, все пытался выудить из моих рассказов ошибки, ляпы и образовательные пробелы. Выбирал самые снисходительные интонации, чтобы показать: гид из меня никудышный. Я даже разозлилась.
Зато Максим фотографировал. Он сумел снять меня столь незаметно и так волшебно, что я даже сама себе понравилась. Сделанная им в тот день фотография – до сих пор самая любимая. Может, оттого, что на ней у меня совершенно по-особенному искрятся глаза? Ведь я смотрела вовсе не в объектив, а чуть выше и левее – в смеющиеся глаза Максима.
Потом были бесконечные кофейни с пряным запахом корицы, и подряд два сеанса в кинотеатре, и бег по эскалаторам наперегонки. Кстати, крайне смешная штука, рекомендую. Пока лестница спускается вниз, взбираешься по ней наверх, стремясь опередить машину. Мои каблуки все норовили застрять где-то между ступенек – страх растянуться на живой лесенке был вполне реальным. А в это время Максим уже победил соседний эскалатор и смотрел на меня сверху вниз, умирая от смеха.
Оказавшись, наконец, на пике, я с разбегу упала в его руки. В тот момент сердце громким стуком отозвалось в ушах. То ли от бега, то ли от такой неожиданной близости.
Когда стемнело, Максим намекнул на то, что не прочь познакомиться с Абрикосовичем. Я немного смутилась. Как говорил Карлсон: представляю, как рассердится папа! В моем случае папой была мама. Она крайне осторожно относится ко всем мальчикам, которые претендуют хотя бы на дневной сеанс в кино с ее сокровищем. Но я рискнула.
Мама постаралась дышать ровно и даже запекла для нас яблоки. А потом демонстративно постелила Максу в гостиной. Я раскраснелась, как после мороза. Выходило, что мама заподозрила криминал – записала нас во влюбленные. Будь мы просто друзьями – почему бы не спать в одной комнате?
Максим на мою красноту не отреагировал. Он рассматривал всякие штуки на кухне. Расписные тарелки со всех концов земного шара, мамины цветочные коллажи, связка красного перца на окне… Поймав его взгляд, я только успела крикнуть: «Острый!» Но он уже отломил кусочек и, деловито посмотрев на меня, проглотил эту гадость.
Сделав семь кругов вокруг обеденного стола и выпив весь запас воды из холодильника, Макс развалился в кресле. А я никак не могла перестать смеяться. В этом дурацком поступке был он весь – упрямый, готовый любой ценой производить впечатление.
Через час я пожелала Максиму увидеть во сне побольше красных перцев – чтоб неповадно было – и ушла в комнату. Уснуть, конечно, не получилось. Я прислушивалась к шуршанию бумаги и росчеркам ручки, доносившимся с кухни, пока небо не посветлело. Макс тоже за всю ночь так и не сомкнул глаз.
Утром нас встретил шумный вокзал, где Максим, нажимая пальцами на дисплей молчаливого электронного справочника, запрашивал расписание поездов до Москвы. А я, смеясь, каждый раз сбивала ответ системы.
Потом он все-таки уехал. Спонтанно и нелепо – словно специально придавая концовке нашей маленькой истории симметричность. Когда, не найдя нужного поезда, мы наудачу зашли на автостанцию, неожиданно оказалось, что автобус в столицу отправляется через пять минут. Я только и успела в сбивчивом прощании вернуть свитер в серо-белую полоску. А он поцеловал меня в висок.
Я инстинктивно поежилась (это со мной каждый раз, когда вспоминаю тот странный поцелуй) и отошла от окна. На часах была половина девятого – что-то я слишком ударилась в прошлое. Пора на пары. Пам-па-рам.
Немного постояв под горячей водой, я побрела на кухню. Черный чай, сушеная вишня, кружка. Коробка с кашей, молоко, микроволновка. Овсянка, сэр! Ее я полюбила окончательно и бесповоротно, когда загремела в больницу с желудком. Теперь она – важный утренний ритуал.
Я уселась за стол и задумчиво отправила в рот несколько ложек подряд. И вдруг ощутила, что жую сухие, холодные хлопья. Каша не прогрелась. Вот так всегда – снаружи все прекрасно и заманчиво, а внутри…
Так получилось и с Максимом. Вернувшись домой с вокзала, я долго не могла найти себе места. Я полезла в карман куртки за телефоном – и наткнулась на свернутый лист. «Наверное и почему» называлось письмо. «Мне всегда хотелось побывать в твоем городе. И этот день был самым лучшим. Но мне нужно возвращаться. Я просто боюсь… что сорвет крышу. Максим».
Я рухнула в мягкое, податливое кресло. Думать не хотелось. Я стала разламывать на части подаренные Максом мармеладки одну за одной. Мне нравилось рассматривать их изнутри: цветные переливы выстраивались в причудливые комнаты волшебного замка. Я даже придумала сказочных микрожильцов для всех конфет. Почему-то имя каждого из них начиналось на «М». Так я окончательно поняла, что влюбилась.
Что тут началось! Я плакала и ненавидела себя за то, что отпустила Максима так рано. Нужно было заманить его еще на пару дней. Позвать на каток, провести по всем мостам. Мне было необходимо встретиться с ним еще раз. Я боялась упустить Того Самого.
Уезжая, он предложил мне как-нибудь вместе выбраться в Москву. И я решила ни на минуту не откладывать ответный визит.
Я симулировала простуду и взяла больничный. Забронировала билет на послезавтра. И немного схитрила. Я придумала ненастоящий повод для своего визита – чтобы Максим ни о чем не догадался. Наплела ему, что меня к себе вызвала двоюродная сестра из Москвы. Из вежливости ли, но Максиму понравилась идея про прогулку по Красной площади – сначала вдоль, а потом поперек.
Все время до поезда я в мыслях рисовала нашу встречу и гадала, чем же она закончится. Есть я не могла, смотреть кино тоже – как-то не получалось сосредоточиться. Послезавтра я обнаружила, что нужно делать дополнительные дырочки на ремне – джинсы с меня падали.
В Москве Машка встретила меня радостно, но немного удивленно. Я загадочно промолчала – отказалась что-либо объяснять.
В то утро я оделась потеплее и захватила термос: зимой ветра недружелюбны. Когда я увидела Максима в назначенном месте, у меня закружилась голова. Я готова была упасть в его руки – как тогда, у эскалатора. Но, посмотрев в его глаза, я почуяла: что-то пошло не так. Неспокойные птицы у реки. Колючий снег. Холодный голос не моего мальчика. Все сложилось в одну невеселую картинку. Мне стало не по себе.
Мы немного побродили по набережной, а затем поднялись в город. Максим пытался шутить.
На одной из улиц мы встретили компанию его знакомых. Меня он им не представил. По разговору стало понятно, что все они собираются на день к какому-то статусному персонажу по имени Гриша. Вечеринка обещала быть веселой и полезной. И Максиму очень захотелось влиться в течение этой манящей жизни. Правда, его никто не позвал. Но такие мелочи Максима не очень-то останавливали. Он все-таки напросился и даже предложил мне помочь ему с выбором подарка.
Хм, сюрприз для человека, с которым он даже не знаком? В таком шопинге я не помощник. Я придумала что-то срочное и уехала к сестре. А на следующий день вернулась в Питер.
Мне никогда не нравились люди, для которых все средства хороши.
Максим так ничего и не понял.
Я выложила испорченную овсянку в деревянную кормушку на подоконнике, пару секунд полюбовавшись на синиц, слетевшихся на угощение. И сама упорхала на пары. Там меня ждал Артем. С ним, кстати, мы бы никогда не встретились, задержись я в тот день в Москве. Let it be.

Я стояла у входной двери подъезда и лихорадочно пыталась найти в сумке ключи. Погода на улице стояла премерзкая. Порывистый сильный ветер по дороге растрепал мне всю прическу, а когда я оказалась практически у дома, вдруг начался немыслимый ливень. Я суетилась, ловя губами капли. В руки попадалось все – но только не заветный магнит от домофона.
Когда терпение лопнуло, я набрала номер соседки:
– Людмила Михайловна, это Вера! Откройте, пожалуйста.
Раздался долгожданный звук. Я облегченно вздохнула и поднялась к себе на седьмой этаж. Людмила Михайловна уже ждала меня в общем коридоре:
– Ну и погодка! Иди скорее переодевайся, а потом ко мне на чай загляни.
Я так и сделала. Мы сразу уселись за стол.
– Верочка, сегодня Денис приходил. – Людмила Михайловна всегда начинала говорить о важном без лишних вступлений. Я сделала вид, что не услышала, и поинтересовалась:
– А в банке у вас вишневое варенье, да? Очень люблю его!
Женщина ничего не ответила – только покачала головой.
– Верочка, ведь он тебя любит.
– Неправда, – прошептала я и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Уже и на дождь не спихнешь.
– Извините, пожалуйста, мне пора. – Я резко встала.
– Подожди. – Женщина протянула мне какой-то лист, аккуратно сложенный 4 раза. – Он просил передать.
Я взяла послание и почти выбежала, чувствуя, что сейчас разревусь. Зашла к себе в квартиру, бросила письмо на тумбочку и легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Не хотелось ни о чем думать. И ни о ком вспоминать.
Незаметно для себя я уснула. А когда открыла глаза, на улице уже вовсю светило солнце. Я вскочила, включила музыку и стала выкаблучиваться перед зеркалом, представляя, что любуюсь отражением великой танцовщицы. Зазвонил телефон:
– Хватит киснуть дома: заперлась в четырех стенах. Пойдем гулять!
Дома я вообще-то никогда не кисла, но спорить с подругой не стала. Собравшись выходить, я увидела в коридоре на тумбочке непрочитанное письмо. Без лишних раздумий я убрала его в нижний ящик комода.
С Риткой мы погуляли на славу. Она заводная, неугомонная – я очень люблю таких. Мы почему-то пошли в зоопарк. На входе мы купили корм и угощали животных с рук. Больше всех мне понравились еноты. Они просовывали маленькие лапки через прутья клетки, чтобы взять сухарики, потом мочили их в воде и съедали.
После зоопарка мы еще долго гуляли – бесились, как маленькие, ели сахарную вату и катались на каруселях.
Домой я вернулась поздно вечером – немного уставшая, но почти счастливая. Радовало то, что следующий день был выходным, – будильник я сразу отключила до понедельника.
В этот день мне приснились необъятные просторы океана. По воде плыл небольшой корабль. Играла музыка, все танцевали. И вдруг судно загорелось. Началась паника, пассажиры побежали кто куда, закричали. Нужно было срочно эвакуироваться, но шлюпок не хватало. Вдруг какой-то матрос и крикнул:
– У этого корабля двойное дно! Под досками запасные лодки. Мы сможем выбраться.
Все обвинили матроса в невменяемости и пустились вспоминать сигналы SOS. Многие люди попрыгали за борт даже без спасжилетов.
Я проснулась совершенно внезапно. Просто вдруг резко вскочила с кровати. На улице было темно: на часах – 05:30. Спать почему-то резко расхо-телось. Я начала читать рассказы О'Генри – забавные небольшие истории с неожиданными финалами. Странный сон понемногу забылся.
Днем я затеяла грандиозную уборку – все помыла, выкинула ненужные вещи. Нашла под диваном любимого плюшевого слоника, которого потеряла несколько месяцев назад. Наконец-то откопала за кроватью зеленое платье. И в прихожей в комоде опять наткнулась на злополучное письмо.
Мне не хотелось бередить раны, но все же любопытство взяло верх. Я развернула лист. Он был весь исписан мелким аккуратным почерком.
«Привет! Ты все-таки решила изучить письмо? Это хорошо. Пожалуйста, не выкидывай его, не рви. Можешь не верить ни единому моему слову, только дочитай до конца.
Ты мне всегда говорила, что никогда не сможешь простить ложь и измену. Я прекрасно об этом помню.
Знаю, тебе сказали, что я поехал со Светкой на дачу и мы там отлично повеселились. Она подтвердила. А Нил с Андреем принесли тебе ворох фото, где я якобы развлекался с этой девицей.
Тебе я в тот день сказал, что очень занят: готовлюсь к экзамену. Вечером мы не встретились. По телефону ты пожелала мне удачи. Ты, наверное, сидела, читала любимого О'Генри, а потом легла спать. Утром тебя разбудил Светкин голос. Она рассказала, где и с кем провела эту веселую ночь. Наверное, ты, расстроенная, повесила трубку, но не поверила этой вертихвостке. То есть я даже знаю точно, что не поверила…»
Я отложила письмо в сторону. Слезы потекли ручьями. Все именно так и было. Светке я сначала не поверила.
«А потом пришли Нил с Андреем. Они показали тебе эти ужасные фото…
Глупо было бы утверждать, что это вранье, монтаж, Photoshop.
Нет, все правда. Только было это два года назад.
Вот с этого момента ты, наверное, не поверишь уже мне. Но я же не виноват в том, что у меня сейчас такая же прическа, и футболку, в которой тогда был на даче, я до сих пор иногда ношу.
Дело было вот как. Тебя я тогда еще не знал. Я был идиотом. Про Светку молва среди парней ходила ого-го! Ну, ты понимаешь. Однажды днем она вдруг сама позвонила и позвала на дачу. Я, дурак, согласился. Сейчас не понимаю, зачем я тогда это сделал.
На этой тусовке с нами был еще какой-то не знакомый мне парень. Он-то и сделал все снимки, которые тебе потом показали.
А в тот раз, когда мы не смогли вечером встретиться, я на самом деле готовился к экзаменам.
Ты можешь не верить, но если дочитала до конца, ответь, пожалуйста. И отдай письмо моей бабушке. Я к ней зайду через пару дней.
Прости за все. Денис».
Я долго в совершеннейшем ступоре смотрела на противоположную стену, но потом все же взяла лист и ручку:
«Денис, даже если я на секунду предположу, что ты говоришь правду, все равно выходит нелепость. Зачем такие интриги нужны Свете, Нилу и Андрею? Бред да и только».
Я отнесла записку Людмиле Михайловне. Она посмотрела на меня очень странно, но все же, похоже, обрадовалась и взяла мой ответ.
Ночью я опять плохо спала. Мне снова снился этот безумный матрос, который все твердил о каких-то несуществующих шлюпках. И на этот раз многие утонули.
Утром я зашла к Людмиле Михайловне. Если честно, было интересно, не заглядывал ли Денис, но спрашивать об этом я не стала. Сама она не обмолвилась о нем и словом.
Вечером я пошла в магазин – нужно было купить подарок сестре. Я долго не могла выбрать что-то стоящее и в итоге остановилась на ее любимых духах. Неоригинально, зато наверняка.
Домой я вернулась поздно – ближе к одиннадцати. Людмила Михайловна стояла в коридоре: она будто весь вечер караулила меня на лестнице. Она поинтересовалась, как у меня дела. Мы немного поболтали. И только когда она уже было направилась к своей двери, я заметила под моим ковриком белый, аккуратно сложенный 4 раза лист. Я зашла к себе в квартиру, села на пол и начала читать.
«Неужели тебе, такой умной и догадливой, на этот раз ничего не ясно? Хотя бы про Светку! Она почему-то считает, что я должен встречаться с ней. А я взял и влюбился в тебя. По-настоящему влюбился – ей такое даже не снилось. Тут все очевидно.
А парни… Они всегда мне завидовали. И учусь лучше, и машина у меня уже есть, и девушка – умница и красавица. Вот они и решили очень недобро надо мной пошутить.
Если ты совсем не веришь, забудь меня поскорее, Вера».
В моей голове начался шторм невероятной силы. Я не знала, что делать, что думать. Руки задрожали. И опять потекли слезы.
Я положила это письмо рядом с первым, умылась, выпила успокоительное, полчаса посмотрела телевизор и отключилась.
Мне снова приснился океан. Корабль. Огонь. Паника. В центр судна уже в третий раз выбежал матрос. Он опять закричал о том, что под досками есть второе дно. Люди посмотрели на него с недоумением. И раздался крик: «А давайте поверим: другого выхода все равно нет!» Все ринулись выламывать куски пола. И под ним действительно обнаружились спасательные шлюпки. В абсолютной тишине кто-то прошептал: «Нужно верить».
Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я проснулась, показалась абсурдной, но я решила попытаться хоть что-нибудь выяснить.
Я позвонила Нилу – сказала, что сломался компьютер и нужна помощь. Он начал отмазываться отсутствием свободного времени, но я пообещала вкусный ужин – и он не смог устоять. Тот же трюк я проделала с Андреем.
После я набрала Светку, включила громкую связь и положила рядом с динамиками диктофон.
– Привет, Свет! Как жизнь?
– Лучше всех! Что-то хотела?
– Хотела сказать, что не ожидала от тебя такого.
– Чего? – осторожно спросила Света.
– Мне тут Нил сказал, что это ты организовала нашу с Денисом ссору. Андрей подтвердил.
– Что?! Я подстроила?! Да они сами все придумали! Еще ходили и уговаривали меня. Я вообще не хотела, чтобы эти кадры хоть кто-нибудь видел.
– Ну и дура же ты! – Я рассмеялась и повесила трубку.
Через час пришли Андрей и Нил. Они удивились: и зачем я позвала обоих?
– Парни, вы самые лучшие друзья. – Они недоуменно на меня посмотрели. – Понимаете, если бы не вы, я никогда не поняла бы, с какой сволочью встречаюсь.
Они переглянулись, а потом с серьезным видом закивали.
Мы прошли в комнату:
– У меня непонятная штука с компьютером случилась. Все время одна и та же запись воспроизводится.
Я включила наш разговор со Светой.
Видно было, что такого поворота событий ребята никак не ожидали. Никогда не видела на их лицах такого смятения.
Я позвонила Денису.
– Привет…
– Вера? – Я услышала, как у него задрожал голос.
– Да… Да, это я.
– Я очень… Я очень рад тебя слышать!
– Я тебя тоже. Приедешь ко мне?
– Жди.
Я встретила его на лестничной площадке. Он подошел ко мне и обнял. Я заплакала.
Через минуту за нашими спинами появилась Людмила Михайловна.
Какая же она замечательная.

Обычно по маршруту Щукинская-Сокольники и обратно я езжу пару раз в неделю. Так уж получилось, что мы с моей лучшей подругой живем на разных концах Москвы. И мне это даже нравится. Так интереснее. Да и, признаться честно, я люблю метро – эту всенепременную суету, нехватку места, вечно спешащих куда-то людей. У каждого из них свои мысли, своя музыка в наушниках, свои страницы в книгах, свой груз в сумках. Своя жизнь. Все они – отдельности, и все – единое. В подземке люди превращаются в организм – толпу. Мне приятно чувствовать себя частью этой большой массы. Я моментально растворяюсь в ней. Еще больше я люблю ночное метро. Мне кажется, в нем есть какая-то особая романтика – пустота гигантских станций, гулкое эхо, одинокие пассажиры в вагонах. Каждому из них я придумываю свою историю. Вот как сегодня. Сегодня уже поздно – нет такого столпотворения, как пару часов назад. Да что там столпотворение – на платформе я и сухонькая аккуратная старушка с большой сумкой в руках. Наверное, внутри – пирожки. Такие ароматные, чуть-чуть мятые, но все равно безумно вкусные. А может, там банка варенья. Трехлитровая. Малина. С надписью от руки – это дата закатки. Сегодня поезда долго ждать не пришлось. Уже через несколько минут я различаю нарастающий гул из тоннеля. По его полукруглым сводам играют блики фар. Мимо меня проносятся пустые окна и двери, постепенно замедляя ход. Я захожу в последний вагон и, как обычно, встаю у створок, облокотившись на сиденье. Я всегда так делаю. Это что-то вроде моей личной традиции. Как регулярный праздник в честь пятницы тринадцатое или чтение Франца Кафки на подоконнике свободными от моих поездок вечерами. Я оглядываю вагон – и с удивлением замечаю, что мы в нем вдвоем. Ты стоишь прямо напротив меня и также нелепо опираешься на металлические заборы от коричневой полоски-лавочки. У тебя в ушах музыка. Я не слышу ее из-за шума, но, кажется, уже знаю, какому треку ты подпеваешь молча. Откуда? Так получилось. Ты думаешь о чем-то своем и смотришь поверх меня. У тебя красивые глаза. Зеленые с золотыми прожилками. Я бы нарисовала эти глаза, если бы умела. На тебе джинсы – голубые с легкими потертостями. Я давно хотела себе такие. Но твои мне, пожалуй, будут велики, хотя… Кто знает! Будет ли слишком странно, если я подойду к тебе, хлопну по плечу и спрошу, можно ли мне поносить их? Наверное, это чересчур. Но я думаю, ты поймешь. Ведь ты и так, похоже, все понимаешь: я рассматриваю тебя уже довольно долго и пристально. Я опускаю глаза, но успеваю заметить, что теперь и ты уставился на меня. Ты щуришься и улыбаешься. Думаешь, наверное, о том, почему я так бессовестно на тебя пялюсь. Ну, тут тебе не пригодится твоя недюжинная эрудиция. Все просто: я не считаю свои взгляды бессовестными. Я ценю свободу и ненавижу правила. Люблю выделяться. Сама шью себе одежду всех цветов и фасонов. Я даже глазами хлопать умею так, как не умеют некоторые девчонки. А еще пою в душе. Это уж точно тебе не понравится, но ты корректно смолчишь. Давай я расскажу тебе о себе еще что-нибудь. Например, про крепкий кофе, который я пью по утрам, про сон, который считаю бесполезной тратой времени, про алгебру, которую игнорирую. Ты тоже? Отлично! Тогда я знаю, что будет дальше. Мы возьмем старые-старые фотоаппараты, зарядим их черно-белой пленкой и будем бегать за облаками – снимать извилистые центральные московские улочки. Запечатлим еще лица проходящих мимо людей, целующиеся парочки, голубей и все другое – такое обычное, но в то же время безумно прекрасное. Мы будем забегать в маленькие уютные кафешки и пить обжигающий горячий шоколад. Твой любимый. Как тебе это? Вечером мы отнесем пленки в проявку, а на следующий день встретимся на Чистых прудах, выберем самую красивую скамейку и будем смотреть, смотреть, смотреть… Мы будем похожи и не похожи одновременно. Такие одинаковые и в то же время разные. И нам это будет нравиться. Мы станем вместе читать умные книжки и смотреть бестолковые американские комедии. Придумаем свою личную традицию вроде катамаранов по субботам и нарисуем одинаковые футболки. Выучим все столицы мира и составим содержание для идеального журнала. Посадим дома по мандарину и купим по самокату. Бросим курить и начнем новый дневник. Один на двоих. Мы будем стараться делать так, чтобы каждый новый день был по-своему особенным. Чтобы наши разговоры не кончались. Чтобы всегда было море хорошей музыки. И чтобы всегда было море, уж прости за тавтологию. Ну, хотя бы в наших общих мечтах. Еще у нас будет ежедневник с суперменом. Иногда мы станем пролистывать его неспешно – чтобы понять, сколько же все-таки мы еще не сделали. Сколько мест предстоит посетить? Сколько стихов выучить? Сколько смонтировать роликов? Послушать пластинок? Сколько мыслей обдумать хором? Сколько парков исходить вдоль и поперек? Сколько свиданий назначить? Жаль, мы с тобой не супермены, как этот красавец с обложки. Но мы будем учиться – вдвоем и друг у друга. Всему на свете. Я расскажу тебе, как готовить самое прыгучее желе, а ты мне – как бродить лунной походкой. Вместе мы полюбим велосипедные прогулки и слово «феерический». Хочешь? А летом мы днями и ночами будем засиживаться у тебя на балконе – смешивать ледяные коктейли, болтать о пустяках и смотреть на совсем не городской вид вокруг. Маленькие, как будто игрушечные домики и полное отсутствие машин. Эй, где вы – автострады и вечный гул? Это ведь уже совсем другая планета – не вечно спешащая, задыхающаяся от выхлопных газов, а чистая и тихая. Спокойная. И это ты покажешь ее мне. Все будет далеко позади. А перед нами раскинется огромное поле. Бывший аэродром. Совершенно необъятное пространство. Еще немного – и не станет всего этого. Твой дом, такой особенный, снесут. Все застроят обычными для Москвы панельными многоэтажками. Грустно. И я навсегда запомню твой дом эдаким островком среди океана. И эта сцена отпечатается во мне до конца: вот мы сидим, с ногами забравшись в кресло, смотрим вперед и не можем отвести взгляд. Кажется, если опустим глаза, все это исчезнет. Мы будем буравить взглядами воздух, не отрываясь, долго-долго. Зависнем каждый на своей волне. Ты спросишь меня, о чем я думаю. Я не люблю этот вопрос ужасно, скажу я тебе честно. Я тоже – ответишь ты и улыбнешься. А потом меня осенит. Давай полетим в Амстердам! – скажу я. Давай! – сразу же ответишь ты, думая, что я шучу. Но я серьезно. Почему бы и нет? Мы быстро соберем одну большую сумку и побежим заказывать билеты. И уже на следующий день мы окажемся в самом свободном городе мира. О, Амстердам – он такой лихорадочный, бешеный, беспредельно отвязный, яркий, непредсказуемый и непреднамеренный! Это чудесное место, скажу я тебе. И ты согласишься со мной. Еще вот что – я подарю тебе кота. И не игрушечного, а самого настоящего. Большого, лохматого и довольного. Зачем? Ты ведь говорил, что не любишь котов. Теперь придется любить. Попробуй. Я вообще-то не уверена, что ты меня вытерпишь. Ведь я так люблю спорить обо всяких мелочах, которые мне кажутся запредельно важными. И ведь однажды мы и поссоримся из-за какого-нибудь пустяка. Не сможем решить, какую футболку подарить на день рождения другу Андрюше – синюю геройскую или жизнеутверждающую с надписью. Они обе просто замечательные, но я буду уверена, что именно мой выбор – лучший, ты же с ним не согласишься, упрямец. Да-да, вот из-за такой малости мы и разругаемся в пух и прах. Ты будешь считать меня бестолковой ослицей, а я тебя – самоуверенным глупцом. А зря. Ведь ты окажешься совсем не таким. Ты придешь ко мне на следующий день с примирением – двумя футболками, огромным куском ватмана и кучей фотографий. Вместе мы сделаем просто потрясающий коллаж, от которого наш друг придет в восторг. Да, я подчеркну еще раз – он именно наш. Не твой и не мой. После того как мы познакомимся, твои друзья станут моими, а мои – твоими. Мы, кстати, и сами на самом деле – друзья. Я, хоть и люблю помечтать о любви, в настоящую, такую светлую и чистую, не верю. В наше-то время? Ха! Не смешите меня. Это все расчет чистой воды. И я долго буду тебе это доказывать. Ты внимательно меня выслушаешь, а потом улыбнешься. Я удивлюсь – ведь ничего смешного я не сказала. Я же на полном серьезе говорю: любви нет. Да, не спорю, что когда-то была. Но сейчас она жива только в книжках и старых черно-белых фильмах. Ну, и у всяких легкомысленных барышень в мечтах. У меня, например. Тут ты кивнешь головой. И прервешь меня на полуслове. Обзовешь нестерпимым глупышом. И поцелуешь. Впервые. Я еще чуть-чуть повозмущаюсь, но так – несильно. Для приличия. А потом я просто спрошу тебя: что же ты делаешь? Ты опустишь глаза и тихо скажешь, что просто пытаешься доказать мне: любовь существует. И это будет единственное, о чем я с тобой перестану спорить с того момента. Я просто поцелую тебя в ответ. Знаешь что – даже ведь после той переходной точки мы никогда не будем говорить друг другу «люблю». Зачем? Ведь мы и так понимаем это без слов. Да и вообще – мало что изменится после того поцелуя. Мы все так же будем гулять по старым улочкам, ходить на курсы фотографии и говорить по телефону ночи напролет. Может, получится, что с самой первой встречи мы станем друг другу родными? Не знаю наверняка. Да и не хочется мне. Пусть на нас не будет ярлыков и штампов. Мы не загранпаспорта. Ты понимаешь, откуда я все это знаю? Я не гадалка и не ясновидящая. Я всего лишь начинающий фотограф. А ты – парень, который меня вдохновляет. Сейчас ты стоишь позади меня, читаешь все то, что я написала, и улыбаешься. Улыбаешься так же, как два года назад, когда странная девушка подошла к тебе в метро и предложила нарисовать твои глаза. И ты – согласился.

Я умер почти 9 лет назад. Но я пишу вам не для того, чтобы рассказать, как мне тут живётся. Я пишу, чтоб рассказать вам свою историю. Историю моей большой любви. И ещё хочу сказать, что любовь не умирает. Даже на том свете. Даже если её пытаются убить, даже если этого захотите вы. Любовь не умирает. Никогда…

Мы познакомились 31 декабря. Я собирался встречать Новый год со своей женой у своих старых друзей. Моя жизнь до её появления была настолько никчёмной и ненужной, что очень часто я спрашивал себя: «Для чего я живу?». Работа? Да, мне нравилось то, чем я занимался. Семья? Я очень хотел иметь детей, но у меня их не было. Теперь я понимаю, что смысл моей жизни был — в ожидании этой встречи. Я не хочу описывать её. Вернее, я просто не смогу описать её, чтоб вы действительно поняли, какая она. Потому, что каждая буква, каждая строчка моего письма пропитана любовью к ней и за каждую ресничку, упавшую с её печальных глаз, за каждую слезинку я готов был отдать всё.

Итак, это было 31 декабря. Я сразу понял, что пропал. Если бы она пришла одна, я бы не постеснялся своей третьей супруги подошёл бы к ней в первую минуту нашей встречи. Но она была не одна. Рядом с ней был мой лучший друг. Знакомы они были всего пару недель, но из его уст я слышал о ней очень много интересного. И вот, теперь, я увидел её. Когда пробили куранты, и были произнесены тосты, я подошёл к окну. От моего дыхания окно запотело, и я написал: «ЛЮБЛЮ». Отошёл подальше, и надпись на глазах исчезла. Потом опять было застолье, тосты. К окну я вернулся через час. Я подышал на него и увидел надпись: «ТВОЯ». У меня подкосились ноги, на несколько секунд остановилось дыхание…

Любовь приходит только раз. И это человек понимает сразу. Всё, что было в моей жизни до этого дня — была мишура, сон бред. Очень много слов есть этому явлению. Но жизнь моя началась именно в тот новогодний вечер, потому что я понял, я увидел в её глазах, что этот день — тоже первый в её жизни. Второго января, мы переехали в гостиницу, и планировали купить свой маленький уголок. У нас вошло в привычку писать друг другу на окнах записки. Я писал ей: «Ты — мой сон». Она отвечала: «Только не просыпайся!».

Самые сокровенные желания мы оставляли на окнах в гостинице, в машине, у друзей дома. Мы были вместе ровно два месяца. Потом меня не стало. Сейчас я прихожу к ней только когда она спит. Я сажусь к ней на кровать, я вдыхаю её запах. Я не могу плакать. Я не умею. Но я чувствую боль. Не физическую, а душевную. Все эти восемь лет она встречает Новый год одна. Она садится у окна, наливает в бокал шампанского и плачет. Ещё я знаю, что она продолжает писать мне записки на окнах. Каждый день. Но я не могу их прочитать, потому что от моего дыхания окно не запотеет. Прошлый Новый год был необычным. Не хочу рассказывать вам секреты потусторонней жизни, но я заслужил одно желание. Я мечтал прочитать её последнюю надпись на стекле. И когда она заснула, я долго сидел у её кровати, я гладил её волосы, я целовал её руки… А потом подошёл к окну. Я знал, что у меня получится, я знал, что смогу увидеть её послание — и я увидел. Она оставила для меня одно слово «ОТПУСТИ».

Этот Новый год будет последний, который она проведёт в одиночестве. Я получил разрешение на своё последнее желание, в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда не увижу её. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь, когда вокруг все будут веселиться и поздравлять друг друга, когда вся Вселенная замрёт в ожидании первого дыхания, первой секунды Нового года, она нальёт себе в бокал шампанского, пойдёт к окну и увидит надпись «ОТПУСКАЮ».

Был выпускной бал. Играла музыка. Кружились пары: « А я стояла у окна и думала: как трудно расставаться со школой. И тут я увидела, около окна стоит девушка. Она стояла ко мне спиной, но я заметила что плечи её вздрагивают. Мне показалось, что она плачет, и я не ошиблась. Когда я тронула её за плечо, она мгновенно обернулась. И, я увидела чёрные, чисто - хрустальные глаза. Я узнала в ней девушку из параллельного класса, тоже выпускницу. Я не знала как её зовут. Я знала только, что за ней старались ухаживать многие, но она дружила только с Димой. Я стояла и не знала, что мне делать. Мне было жаль её, и хотелось узнать причину её слёз. Как-то неудобно спрашивать об этом. Она повернула ко мне голову, и я сказала: - Ну, что ты плачешь, глупенькая? Тебя, кто-нибудь обидел? - -Нет, - ответила она печально, и, вдруг припав к моему плечу зарыдала. Так может плакать плакать человек у которого огромное горе, я подумала и спросила: - У тебя что-нибудь случилось? - Да, - ответила она. -Может ты расскажешь мне, а я смогу тебе помочь? Слёзы текли по её щекам. Она сказала: - Я расскажу, но только захочешь ли ты слушать это, в словах не расскажешь. - Ничего, рассказывай - И вот что я узнала: «Зовут меня Ольгой. Когда мне было 14 лет, мы переехали на новую квартиру. Подруг у меня не было, и я гуляла одна. Однажды я сидела и читала книгу на скамейке в нашем дворе. Вдруг что-то сильно ударило меня по ноге. Я подняла глаза и увидела мальчишку, лет 16. Он стоял недалеко от меня, и нагло улыбался! -А ты сильная ! - вдруг сказал он. - И глаза у тебя красивые ! - Ч то ещё ? -перебила я его. - А теперь давай знакомиться - отрезал он и протянул мне руку. Я встала со скамейки и пошла к подъезду. Он улыбнулся и сказал: - Ладно не сердись так или иначе мы с тобой познакомились ! Он ещё что-то сказал, но я не расслышала. Вечером, ложилась спать, я вспоминала о нём, и подумала, какой-то страшный парень «Со временем я его забыла, уезжала в деревню, а приехала перед самой школу. Когда я, 1 сентября шла в школу, меня кто-то окликнул. Я подумала, что ослышалась, но это был он, тот страшный парень. - Ну здравствуй Оленька. А я везде искал тебя. Зачем же ты меня искал ? -спросила я его. Как зачем? Что бы познакомиться. Меня зовут Димой ! Я протянула ему руку, он слегка пожал её. -Я рад, что встретил тебя. А ты? Я промолчала. Так начала наша дружба. Он оберегал меня, ждал около школы, когда у них кончались раньше уроки, помогал мне в учёбе. Для меня он был обыкновенный, как все, но подруги считали его лучше всех, даже завидовали мне. Я же кроме дружбы, ничего не испытывала. Так мы дружили 2 года, я стала испытывать к нему более, чем дружбу, даже ревновала его, но зря. Он был верен нашей дружбе ! Подходил праздник Нового года. -Давай встретим его у меня ? -предложил он. -Вдвоём ? -спросила я его. - А разве это плохо, Ольга ? Мне надо сказать тебе что-то очень важное ! Я скажу тебе ровно в 12 часов. Новый год мы встретили вдвоём, в комнате Димы. У него стояла такая маленькая ёлочка, пушистая, красивая ! Было очень весело. -Это для тебя, сказал он, кивая на ёлочку. - А для тебя ? -Для нас! -поправился он и улыбнулся. Как нравилась мне его улыбка. Добрая, простая. Быстро шло время. Около 12 он заговорил: Ты слышишь меня ? -Конечно -ответила я. - Понимаешь мы уже не дети. Тебе 16, а мне 18, поэтому, я хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком. Я люблю тебя, очень понимаешь ? -спросил он полушепотом. Я кивнула, не знала что говорить и делать. - Ты хочешь, что бы я ответила тоже самое, но я незнаю что такое любовь. Он посмотрел на меня и ответил: -По-моему, любовь это доверее друг другу во всём. Понимаешь, всегда быть вместе, всю жизнь. Я знаю, что ты поймёшь ты не такая как все ты хорошая. Он посмотрел на меня. - Прости Дима! Давай встречать Новый год не будем грустить ведь у них ещё всё впереди. В тот день я была самая счастливая, после него наша дружба стала ещё крепче. Девчонки завидовали мне, говорили, что я самая счастливая. Как-то вечером мы поздно возвращались домой. Мы зашли в подъезд. Дима стоял и смотрел на меня, а потом спросил -Оля можно я тебя поцелую ? Я промолчала, и он поцеловал меня по-мужски неумело, и по-мужски упрямо. На следующий день он не пришёл в школу. Я заволновалась. Такого ещё не было. Я бегом бросила к нему домой. Дверь открыла его мать Наталья Сергеевна. Глаза ёё были опухшие от слёз. Увидев меня, она отвела глаза и сказала: -Здравствуй Оля !-С Димой что-то случилось ?? -Успокойся всё будет хорошо, его нашли в нашем подъезде, у него было 5 НОЖЕВЫХ РАН! -Как??? - закричала я. -Не может быть !! Димуля любимый!! Всё поплыло перед глазами. Не помню, как очутилась дома. Сколько я лежала не помню. Вдруг раздался звонок. Это была мать, Димы. Бледная, она стояла !! Держалась за косяк. -Что с Димой ?? -закричала я. -Успокойся ! Я за тобой, Диме очень плохо, и он хочет видеть тебя. Не помню, как ехала в больницу. Меня пустили к Диме в палату. Он лежал, белый сливаясь с простынёй. Я подошла к нему. Дима ты слышишь меня ??? Его веки дрожали и он открыл глаза. -Оленька родная моя! -прошептал он - пересохшими губами. -Не надо плакать, глупенькая! Вот видешь как все вышло. Я знаю, что мне осталось жить считанные минуты, и я хочю провести их с тобой -Перестань сейчас же, что ты говоришь?? Как это умрёшь, ведь я люблю тебя !!!!!!!!! Правда ?!! -прошептал он. Да, да. Ведь ты не умрешь ты будешь жить ? -Я хочу очень хочу !Он начал задыхаться -Оленька !!!Что Дима?! Бросилась я к нему. - Вот возьми, - протянул листок сложено вчетверо -Это последнее………….Прочти его на могиле, когда меня похоронят. Холод пробежал у меня по телу. Дима ! - Бешено закричала я - Димочка, не говори так Ты поступаешь со мной жестоко!!! Глубоко дыша он прошептал: А теперь поцелуй меня в последний раз. Пусть это последний поцелуй в моей жизни. Я нагнулась и крепко поцеловала его в холодный губы. Что-то похожее на улыбку маленькую у его на лице, и он потерял сознание. -Кто тебя, Димочка, за что? - слёзы текли у меня из глаз. Всё застыло. Он уже не слышал он был мёртв. Вошли врачи, увели меня под руки. -Спасите ведь можете??? -кричала она я - он такой хороший !!! За что его так ?? Как можно быть такими жестокими??? Я взглянула на него, его лицо покрылось сиими пятнами. Больше я не выдержала: -Он умирает ! Помогите ! Он умирает ! Только сейчас эта странная суть дошла до меня ! Я провалилась в бездну. Диму хоронили через 3 дня. В день похорон я купила в магазине огромный свадебный букет. Возле его дома было много народу. Я увидела своего Диму. Он лежал, как живой, будто, спал. И мне показалось что он сейчас встанет, улыбнётся своей неповторимой улыбкой и скажет: - Здравствуй, Ольга !!! Как во сне я подошла к гробу и положила Димке свой букет. Тут я увидела его мать Наталья Сергеевна смотрела на сына. Когда на кладбище стали отпускать гроб, я закричала: - Не надо, что вы делаете ???…. Потом стали закапывать гроб, я бросилась туда, но меня задержали. Когда могилу закопали с Димой, остался один мой букет. Я упала на холмик и прижалась к земле. Стало легче и прохладней. И, тут я вспомнила о его письме в нем было написано: « Милая моя Оленька !! Мой цветок аленький, который можно найти раз в жизни. Ты моя жизнь, я знаю, что тебе будет нелегко ! Ты ведь любишь меня, но во имя нашей любви будь счастлива, прошу тебя !! Я хочу чтоб ты была самой счастливой. Если бы ты знала, как разрывается сердце от любви к тебе. И, пока ещё бьется сердце, я хочу быть с тобой. Только не надо плакать. Твои слёзы - это боль моя. Я незнаю от чьей руки погиб !! Мне нанесли удар в спину. Как это жестоко умирать, не зная из-за чего!! Но, я не думаю об этом, мои мысли о тебе, Оленька ! До последней минуты ! Помнишь при первой встречи я сказал, что у тебя красивые глаза !! И, сейчас я верю, что твои глаза не затуманят слёзы. Думай обо мне как о живом. Пусть в твоей жизни я останусь живым ! Как тяжело умирать, зная, что есть на свете ты, единственная, первая и последняя ! Если бы ни эта смерть я бы всю жизнь был с тобой рядом ! Не могу больше писать, чувствую, что всё уходит от меня. Как не хочется умирать, а в глазах темнеет. Прощай я люблю тебя, моя дорогая, Оленька ! ПОМНИ ОБО МНЕ !! ТВОЙ ДИМА!! Она молчала, ещё сдерживая слёзы. - Вот теперь ты знаешь причину моих слёз. Я часто вспоминаю, что любовь это значит непрерывно быть связанными друг с другом. Как всё это верно, а теперь его нет. Я помню о тебе, Дима !! И она выбежала. Я бросилась за ней на улицу, но не успела …….. Послышался скрип тормозов. Вскрик. Она лежала, держав в руках письмо Димы. Губы её улыбались, и по ним струёй текла кровь. Приехавший врач, ни на кого не глядя сказал: - Все, Конец !! Смерть была мгновенная !! Я ещё не понимала, всей тяжёлости случившегося. Я смотрела на письмо зажатое в её руках, где среди строк особенно выделялось ПОМНИ ОБО МНЕ!!!!!!