Это просто Вьюи блог

воскресение?
А у тебя, наверное, воскресение…
Сон до обеда… общение…
Завтрак… созвоны не в тему:
" Где был вчера? и что делал? "
Позже какие-то встречи,
планы на жизнь и на вечер…
Солнце в окно… скоро лето…

и пульсом в висках,
что Я где-то…

И у меня воскресение…
Рано встаю в нетерпении…
Снова ложусь - делать нечего…
Созвоны и встречи - до вечера.
В компьютере стёрты все файлы…
Эмоции. Это нормально…
И, вроде бы, выжить сумела,
Но только не так я хотела.

А завтра всё будет рутинно:
Работа, друзья, магазины…
И солнце в окно. Скоро лето…
И пульсом в висках:
" Как ты? Где ты?"

…от желаний остался горький осадок… мутная вода, которая не хочет испаряться… слезы высохли, а она все еще стоит где-то на дне души…
…а завтра будет новый день и я, наверное, буду смеяться над этой соленой водой… вспоминать с улыбкой (может быть, горькой?) и, как всегда, подумаю: «Все, что ни делается, делается к лучшему».

Когда встречаешься с мужчиной, в которого не влюблена…
Он позвонит, а ты не побежишь через ступеньку к телефону.
Он предложит встретиться, а ты не бросишься к зеркалу, вытряхивая по пути содержимое шкафа.
Он предложит заехать, а ты ответишь, что удобнее встретиться уже в центре города.
Ты смотришь ему в глаза свободно и открыто, так, что он первым отводит смущенный взгляд.
Ты не комплексуешь и позволяешь себе поправлять макияж при нем, в его же машине.
Ты боковым зрением видишь, как он смотрит на тебя.
Ты знаешь, что все эти взгляды означают, и безошибочно определяешь, когда становишься для него чем-то большим…
Ты все это время задаешь себе лишь один вопрос
" какого черта я здесь делаю??? "
Ты даже знаешь ответ. А еще ты понимаешь, что этот хороший, милый, интеллигентный, воспитанный, приятный во всех отношениях мальчик, влюбленный в тебя, никогда не сможет поцарапать душу так, чтобы потом хотелось сдохнуть, но вспоминать и вспоминать…
Он ждет приглашения на кофе… Ты желаешь ему спокойной ночи. Успеваешь снять лишь левый сапог - "уже соскучился. а ты???".. Лучше бы тебе не знать, хороший мой.
Пьешь на кухне коньяк и ненавидишь того, кто превратил тебя в чудовище, неспособное становиться для других "кем-то большим "

Иногда вот сидишь в толстых шерстяных носках, пьешь горячий чай, так по-родному пахнущий клубникой со сливками, смотришь хороший фильм. И вдруг думаешь, что ты безмерно богата. Что рядом с тобой дюжина отличных людей, которые тебе симпатичны. И ты им тоже симпатична. И они тебя любят и ценят. Думаешь, что в них, в твоих любимых, - несчитанные сокровища, интеллектуальные, духовные, эмоциональные, чувственные. Что у них ты всегда найдешь то, что ищешь. Радость. Смех. Вдохновение. Идеи. Разговор. Понимание. Доверие. Дружбу. Любовь.
И ты кладешь в рот кусочек рахат-лукума в сахарной пудре и улыбаешься глазами. А может, и не только глазами. А может, и не только улыбаешься, - мало ли, как проявляется в людях их крошечное скромное счастье.И вот ты ходишь, вся такая окрыленная, улыбающаяся, разговорчивая. И думаешь, что все у тебя ослепительно хорошо.
И вдруг наступает плохо.
Вот ни с того, ни с сего. Просто наступает, как сапог в грязь. С таким же омерзительным хлюпаньем и чваканьем.
И ты кидаешься к ним, к своим любимым и драгоценным с воплем "помогитемнепиздецкакплохо", а - никого нет. И ты сначала думаешь, что ошиблась. Что тебя просто неправильно поняли. Что сейчас, вот еще секундочку - и они увидят, что у тебя все лицо в слезах и в потекшей туши. И тогда-то точно хоть недолго побудут рядом.
Но все только пробегают мимо, почему-то вдруг разрываясь на части от своих гиперважных дел. И им плевать на твое "плохо". У них своих проблем по горло.
И вот сидишь ты и смотришь хороший фильм, с трудом выглядывая из-под своих затопленных обидой век. И думаешь, что все твое богатство в этом несчастном мире - это пара теплых шерстяных носков и кружка горячего чая. И ни-ко-го.
Правда, потом тебе опять становится хорошо. И ты опять улыбаешься, смеешься и тараторишь со скоростью пяти слов в секунду. И вокруг опять много отличных людей. Но ничего. Мой следующий "пиздец" снова разгонит их. Всех.

Самокритика- вещь полезная…
Только что же так прет на лезвие…
Этот – с тачкой, у этого- шрам от кольца…
Мне бы хоть одного, чтоб похож на отца…
Ты же дура… Ну что ты сделала…
Ты же черным закрасила белое…
.. Да не белое… а былое…
Там где нас было ровно двое…
Самокритика… самоирония…
Если вдуматься- все же агония…
Да не то чтоб сдаюсь… не положено.
Это генами так заложено…
Мне бы просто.. одной… немножко..
Ведь сама по себе – это Кошка…
Пробивается собачье ростками…
Я опять к тебе… будем НАМИ?…

"С возрастом исчезают желания", - сказала мне умудренная опытом мать моего мужа. Мне было девятнадцать, и я не поверила.
В двадцать два мне еще хотелось по утрам видеть у кровати розы в капельках росы на бархатных лапах. В двадцать восемь я еще что-то пыталась изменить в сексе на семейном ложе, обнаружив, что все мои поцелуи возникают по инерции соития. В тридцать лет перекраивала личную жизнь. А в тридцать два, назвав дочку Лизой, купила ей куклу Барби – мечту моего детства. В тридцать пять я еще надеялась стать вице-президентом банка. А в тридцать семь поняла, что место главного бухгалтера – подарок небес. В сорок пять получила норковую шубу и сухими губами целовала мужа в небритую щеку. В сорок шесть впервые увидела Венецию и сделала всего 12 фотографий. В пятьдесят случайно встретила своего любовника двадцатилетней давности, посмотрела на седой лысоватый шар его когда-то семипядевой головы и неловко спрятала постаревшие ладони. В пятьдесят два в моду вновь вошли сапоги, о которых я грезила восемнадцатилетней девчонкой, только больные ноги не позволили мне щеголять в них.
В пятьдесят четыре я сказала дочери: "С возрастом исчезают желания!" Но она не поверила.

Почему память покрывается пылью?
И это особенно остро ощущаешь среди новогодней мишуры, которая свешивается со стен и светильников блестящими скрипичными ключами. В ожидании рождественского чуда с каждым годом все печальнее глядишь на елку. И к аромату лесной свежести примешивается еле уловимый огарочный запах уходящей свечи. Таинственное мерцание скрадывает морщинки памяти, покрытые пылью.
И я легко, как сходит кожа со змей, забываю прикосновения, запахи и звуки. Но еще боюсь себе в этом признаться и тешу себя эфемерной фантазией, что сижу в ложбинке твоей верхней губы, похожей на чайку в полете, устремленную в небо. Ты подносишь руку ко рту, и я спрыгиваю в твою ладонь, тоненькими каблучками босоножек брожу по линиям твоей судьбы, надолго останавливаюсь в линии жизни, прикасаюсь губами к линии любви. Пью горячий мед поцелуев.
Эта нежная фантазия в плену новогодней мишуры превращается в елочный шар, который игриво прыгает с ветки и разлетается на тысячи веселых огоньков-светлячков, где каждый светлячок согрет твоим дыханием.

Ты снова можешь позвонить в два часа ночи, в три… Или не позвонить долго-долго… Ты можешь. Но в каждом звонке телефона я почему-то ищу тебя. И когда ты позвонишь на самом деле, я немедленно скажу: «Конечно», и начну лихорадочно собираться, рвать чулки и не красить губы, потому что обязательно буду упоенно целоваться с тобой. Я выйду на дорогу, навстречу тебе, не в силах дождаться, пока твоя машина остановится у подъезда. А потом уже в ней, в машине, буду смотреть тебе в глаза и врать, что мы просто едем развлекаться, будем веселиться, а потом легко и свободно расстанемся, не назначив следующую встречу. И я буду снова целую вечность ждать твоего звонка.
Ты снова можешь позвонить в два часа ночи, в три… Или не позвонить долго-долго… Ты можешь. Но в каждом звонке телефона я почему-то ищу тебя. И когда ты позвонишь на самом деле, я, еле сдерживая подступившие слезы, скажу: «Как замечательно, что ты позвонил. Как замечательно, что можно так здорово веселиться с человеком, от которого совсем не зависишь». И снова буду тебе врать, потому что ты говоришь, что не хочешь этой взаимной привязанности, что мы никогда не сможем принадлежать друг другу, что между нами только секс и отношения тебе не нужны… Зачем ты делаешь мне больно?
Ты снова можешь позвонить в два часа ночи, в три… Или не позвонить долго-долго… Ты можешь. Но в каждом звонке телефона я почему-то ищу тебя. И когда ты позвонишь на самом деле, я, даже не надеясь, что ты поймешь, скажу: «Мне нужна твоя вещь. Нет, не подарок, а просто вещь, нужная тебе, которой я буду пользоваться, или книга, которую я буду читать и думать, что завтра смогу ее тебе вернуть, чтобы взять новую вещь, которая принадлежит тебе, и которую тоже нужно возвращать». И если у меня будет такая вещь, то, когда станет совсем больно от легкости и крылатости наших непрочных отношений, я смогу сама позвонить тебе и сказать: «Я хочу вернуть книгу». И пусть будет два часа ночи, и может, ты бросив всё, приедешь ко мне, и пусть мы всегда будем вместе: ты, я и твоя вещь…