когда станет похуй,все наладится

как мы будем жить дальше?

бессмысленно теряем время в интернете, все наши "друзья" обязательно предадут. мы все пользуемся друг другом.

мы погрязли в пошлости и извращенности. рассчитывать на поддержку других - все равно что быть идиотом.

мы пафосные и самовлюбленные, офигенно одеты и невъебительно круты, хотя внутри, внутри у нас одного говно. душа тощая, душе нечем питаться. сущность наша дерьмовая по жизни будет с нами.

— - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

а как мне жить? друзей не осталось. всех вычеркнула, все предадут.

семья…семья…с тех пор как не стало папы я вообще забыла что это.

с предательством 3 подруг, перестала доверять люлям вообще.

с потерей тебя, Саша, как друга, а никак парня, мне стало чего-то не хватать. безумно. я хочу обратно. в детство.

там у меня было все. сейчас нет ничего.

как жить дальше?

верить нельзя никому.

пора было усвоить это давно, когда только в первый раз так получилось.

странно получается, что человек, который больше всех тебя обманывает, это твоя лучшая подруга.это очень сильно царапает душу, я чувствую себя распятой предательством. ложь, она ведь, тоже своего рода предательство.

подруга. забавное слово.

громко. ты так громко кричишь душой и никого нет рядом.

так бывает, правда. выпей немного счастья на дорожку и в путь, туда, где никто тебя не найдет, туда, где живет радость.

съежься и замкнись, правда. поверь, это стоит того. хочешь, я укутаю тебя в плед, с невыносимою уже для тебя нежностью. принесу теплый кофе, который на вкус уже родной, но противный, так как пьется каждый вечер.

мы откроем окно, вылезем на крышу, прижмемся друг к другу и будем думать. воздух такой сухой, что им можно давиться.

мы улетим туда, где нет проблем, туда где есть ты. и вроде как чужие, но знакомые. прижмись ко мне. чувствуешь? тепло. и мне больше не холодно в метро.

мне нравится писать тебе, правда. иногда это выходит коряво, спонтанно и довольно банально.это всего лишь крики моей души. некрасивой, убогой, рванной и грубой.

у нас остались давно забытые признания в любви, земфира и пара пачек сигарет. ты помнишь, мы никогда не говорили друг другу "нет". мы любили лгать и преподавать друг другу жизнь. и нет, все были не правы. мы любили друг друга правда.

некрасивые, грязные письма. их очень много, почти все улетают в окно. наверное, под моим балконом, их соберется целая куча, и может, мне хватит смелости отдать эти чувства в твои грешные руки.

я всегда мечтала написать тебе что-то действительно стоящее, что-то, что не стало бы изнутри выворачивать мне сердце…но все бесполезно.

я буду расчесывать свои раны снова и снова, из-за глупого страха забыть тебя. и вроде, как звучит глупо, как у всех. и вроде как…я не знаю зачем.

ведь ты обычный. я обычная. история у нас тоже обычная. но, мы ее чувствуем, она не чужая и потому болит.

и я хочу верить, что буду любить тебя до конца, что ты навсегда останешься моей болезнью, историю которой ты напишешь сам.

И снова холодно. Холодно в метро. Иногда и вправду так бывает. Там, холодно.

Столько людей дышат, выделяя тепло, много тепла, ходят, оставляя тепло, а мне одной холодно. И на самом последнем месте, в конце вагона, я прижимаюсь к поручне и ежусь. Потому что нужно греться. А никак. Так ведь бывает, правда?

И что же я думаю в такие моменты? Я думаю, что весь мой мир похож на маленький дом посреди леса, сколоченный из гнилых, старых досок кривыми, ржавыми гвоздями. Доски – это как будто этапы моей жизни. Дом маленький, и досок совсем немного. Но они будут потом. Такие же гнилые и старые, как эти. Гвозди? На что похожи гвозди? Боже, да это же люди! Я чувствую их под своей замерзшей кожей. Это те люди, которые всегда будут ржаветь внутри. И какими бы они не были «кривыми», они родные, они здесь, они рядом.

Первый гвоздь, ты его помнишь? Он такой старый-старый. Его забили и он останется в доске навсегда. Он длинный. Очень. И самый кривой, пожалуй. Да-да. А еще у него имя есть. Такое красивое-красивое, родное-родное, самое-самое – Саша.

Как он появился, не помнит никто. Но останется он внутри навсегда. Он немного торчит, когда заходишь внутрь дома, и его хорошо видно. Он колит меня, когда во сне я прижимаюсь к стене, потому что больше не к кому прижиматься. Не хочет, наверное, чтобы я его забыла.

Иногда мне кажется, что хорошо, что он дает знать о себе. Но иногда мешает, правда. Даже слишком. Я же обещала, что не забуду. Поэтому на руке у меня навсегда останется его имя. Чтобы не забыть, что он был когда-то.