put on the desktop

… и вот кажется все налажено: электричество, чувства, даже нервы приведены в порядок, книжки в стопке, начищены туфли, и тут на тебе, ррраз, и выпрыгиваешь из колеи, вытекаешь из русла, вылазишь из своей тарелки, а все отчего?
от того, что осознание пришло окончательное и бесповоротное: я крепко влипла. лет эдак на вечность.
тебе придется привыкнуть к костюму чьей-то собственности. сначала, правда, он будет поджимать.

я люблю тебя. нет, правда, люблю.

я смотрела тебе вслед и кружилась голова

брызги слов как несколько глупых страниц полумокрой после ванны книги. напев-то дурацкий, знакомый с детства.скажем, радуюсь каждому дню, но знаю и всю другую песню.

«Ou est-ce que tu vas ?»

вот стоишь так, а никто уже не придет и от нас ничего не останется. поэтому давайте-ка познакомимся, пока несчастный картонный стаканчик не улетел на небеса к мерлину. достающий меня и книги со шкафа брат, как и papa, mon papa уже занимает неприличное количество места в столе. неприличней, чем место где сейчас цветаева и северянин. и остается заворачиваться в эти хлопчато-бумажные простыни, в синтепоновое одеяло и ждать ждать ждать.

вот тебе и vie heureuse de l'idiot. и решение дальше заткнутся кажется единственно верным.

впрочем, именно это-то и заставило меня оглянуться через плечо.

когда мне было ___, меня посетило великое чувство - ощущение болезни в_перешку с амуром в дырявых штанах.это кажется таким новым, что сейчас тошнит.эти мысли с медом и лимоном и кровавенькие подтеки меж пальцев и на плечах.в вашей жизни были идиоты? в моей были. и самый главный - я.я умею верить людям, но теперь я аля докторхаус или кто угодно еще под маской циника из кокоса.но это теперь.теперь я могу плюнуть кому-нибудь в суп ради веселья, а раньше-то не могла, ах.эдакий полет на моторчике самовбивания. как плюшевого медведя, я сама себя набивала требухой, органами из ваты и бинтиками с кровью.красиво, но мимолетно.всем хочется, чтоб их любили.просто так.за набивку.а потом карточный домик улетает в мореокеян и - вуаля - фанера под москвой.мне снятся одни и те же люди, но я не хочу их видеть.
все, что я хочу, - это вывернуть им руки.поиздеваться.полить грязью.опустить.
негуманно? бесчеловечно? некрасиво?
похуй.
я хочу увидеть людей, которые меня искаверкали, хочу плюнуть им в лицо.пусть даже ничто не изменилось для них.пусть я все то же и ничто для них, только еще хуже.я просто хочу.почему бы и нет.почему бы и да.я вся скатываюсь к злобе, умудряюсь размахивать транспорантами любви и надежды.это так же просто как 2х2.как тело.как гниль.как природа.как человек.
2х2.

Я собираю чужие тайны.
а ты ночуешь по несогретым спальням. всё бегаешь по квартирам и зазеркальям. в поисках волшебного кролика. подруга буйного домашнего стихоголика. рисует мелом крестики/шестёрки и нолики. и говорит, что у меня гомофобия, агония мысли, железная фашистская логика. я под шалфеем. с прошлого морозного вторника. штурмую книги по ребрендингу и маркетингу. ты предлагаешь заняться /в онлайне/ душевным петтингом. который ничем не кончится. за мной последнее слово, но мне ничего не хочется.
мне что – то такое видится…
мне что – то такое слышится…
рецепты пишутся. все улыбаются. очередь плавно движется.
а мы. ну кто мы. чужие люди. февраль не любит твоих прелюдий. как ляжет сверху. как станет ёрзать. ты начинаешь мёрзнуть. и звать всех святых
на помощь

жили рядом. мы засыпали с уайльдом. топтали километры асфальта. пили со льдом.
мы рисовали совместный дом.
который рухнул на наши плечи. тайные субботние вечери. минимализмы кухонь. я не шепчу в твоё дырявое ухо. не говорю `дай руку`
целуй
чужую и колючую
щёку.
боюсь открытых высоких окон. ты вьёшь свой кокон. из новых икон (спасибо биллгейтсу, френдленте, оптоволокнам)
я босиком по толчёным стёклам.
я – драма.
я – титры в домашнем порно.
си, сеньорита.
бонджорно.
ты куришь вог, ты палишь чужой лайвджорнал.
наш снег стал чёрным.
глобальное потепление.
полигамия.

я знаю.
это всё декорации. цацки и парные танцы. ты лезешь вешаться, исповедаться, обниматься. такие отрицательные герои. такая положительная реакция. мама, дай денег. я хочу виснуть и целоваться. это всё вера в реанимацию. я хочу липнуть к чужим коленям. в прощённые субботы и воскресенья. брось меня, брось. я знаю, ты видишь меня насквозь. у меня джинсы на голое. у тебя чёлка нАискось. лечи меня. учи меня. наизусть. я жду/не дождусь. когда ты наврёшь с три короба. и скажешь мне
баю бай
май дарлинг

да здравствует хэппи кризис.
easy. время собирать гильзы. деловито, в пакетик, и по – простому. что тебе молодому да холостому. до моих красных зашкаленных линий. сам себе льюис кэролл. сам себе терри гиллиам. не стоять рядом. ни нашим фамилиям. ни кроватям. хватит. я мысленно говорю тебе
хватит.
рисовать узоры. руками. на мятом платье. святые сёстры/святые братья. помнили наизусть. несвятые сцены. я и моя магдалена. в слезах по колено. тянули руки вслепую. к открытым шторам. тебе не быть моим доктором, штампом в паспорте, подонком всей жизни. и ухажёром. я видела главного дирижёра, и он командовал вниз вниз вниз. ты собираешь гильзы. мой самый ласковый непробиваемый
похуист

спихнет клавиатурой стаканчик как бы чаю, и ноет в скучный столбик:

скучаю.

я скучаю.

…За пределом Ежи и Петруччо тоже была жизнь.
Они ее прослушивали.
Устраивали разные прослушивания, аудишены, проверки идентичности…
Всякие аудишены…
Проверки устраивали на жизнеспособность.
А, в общем, ничего им не помогало.
В общем, ничто им не помогло:
Ни аудишен, ни просмотр, ни проявка, ни утруска, ни усушка, ни устойка…
Ни у стойки, ни у стула, ни у стола -
нигде покоя не было.
Ежи так и записал в своем дневнике: покоя нет!
А Петруччо подписался под этим.
Поставил свою аутентичную подпись, которую никто не мог разобрать.
И вышел.

(с)

сладости.слабости

любовь затерта до дыр, а я принимаю тебя на ночь со стаканом воды

я любил его за то, что он был реально оторванным, лишенным того естественного тормоза, который как бы есть в голове у каждого нормального человека. я искренне думаю, что Л. был носителем уникального морального закона – накормить того, кто хочет есть и убить того, кто хочет умереть. (с)