Wake up and live

—А что будет, если я тебя брошу?

—В следующий раз пей поменьше.

—Нет, а все же?

—Этого не может быть. У нас с тобой - идеальный брак.

—Ну, а все же? Если это произойдет?

—Я заставлю тебя вернуться.Ты ведь знаешь - я умею добиваться своего. Или чужого… Пусть даже придется уничтожить для этого целые миры.

(с) П. Коэльо. "Победитель остается один".

у меня был миллион способов

показать тебе себя какой угодно
только не такой, какая я есть на самом деле
и вот сейчас
когда ты далеко
и не перед кем устраивать весь этот чертов цирк
моя фантазия исчерпана
и у меня не остается ничего
кроме честного "я скучаю"

Жизнь – это покер. В покер играют сильнейшие. Слабаки вообще обходят азартные игры стороной. Или сгорают в них быстро.

Сейчас я жду свои карты.

Я не пишу.Не говорю.

И кажется, даже не дышу.
Застыла в зиме, застыла в единственно-реальном и последнем дне.
Пока мы были вместе.
И все вокруг может перемещаться, как угодно.Взлеть под облака или опускать к центру земли.
Я ничего не увижу.
Без тебя.А со мной зима.

(с)

..-пошли погуляем. я хочу побыть с тобой.
- у меня занятия.
- они важнее чем я?-
- просто с ними у меня есть будущее, а с тобой нет.

разорвать тебя на кусочки.

рассовать по карманам.

вшить под кожу.

чтобы всегда со мной.

чтобы никому больше.

"Я лежала в больнице…

Мне было так больно… Я просила маму: "Мамочка, я не могу терпеть.

Лучше убей меня!"

Алеша Бельский -- 9 лет,

"Такая черная туча… Такой ливень…

Лужи стали желтые… Зеленые… Как будто в них налили краски…

Говорили, что это пыльца от цветов… Мы не бегали по лужам, только смотрели

на них. Бабушка закрывала нас в погребе. А сама становилась на колени и

молилась. И нас учила: "Молитесь!! Это -- конец света. Наказание божье за

наши грехи". Братику было восемь лет, а мне шесть. Мы стали вспоминать свои

грехи: он разбил банку с малиновым вареньем… А я не призналась маме, что

зацепилась за забор и порвала новое платье… Спрятала в шкафу…

Мама часто надевает черное. Черный платок. На нашей улице все время

кого-то хоронят… Плачут. Услышу музыку -- бегу домой и молюсь, читаю "Отче

наш".

Молюсь за маму и папу…"

Аня Богуш -- 10 лет,

"За нами приехали солдаты на машинах. Я подумал, что началась война…

У солдат на плечах висели настоящие автоматы. Они говорили непонятные

слова: "дезактивация", "изотопы"… В дороге приснился сон: произошел взрыв!

А я живой! Нет дома, нет родителей, нет даже воробьев и ворон. В ужасе

просыпался, вскакивал… Раздвигал шторы… Смотрел в окно: нет ли в небе

этого гриба кошмарного?

Помню, как солдат гонялся за кошкой… На кошке дозиметр работал, как

автомат: щелк, щелк. За ней -- мальчик и девочка… Это их кошка… Мальчик

ничего, а девочка кричала: "Не отдам!!" Бегала и кричала: "Миленькая,

удирай! Удирай, миленькая!"

А солдат -- с большим целлофановым мешком…"

Наташа Дворецкая -- 16 лет,

"В доме мы оставили, закрыли моего хомячка. Беленького. На два дня ему

еды оставили.

А уехали насовсем"…

Лена Жудро -- 15 лет,

"Я впервые ехала в поезде…

Поезд был набит детьми. Маленькие ревут, выпачкались. Одна

воспитательница на двадцать человек, а все плачут: "Мама! Где мама? Хочу

домой!" Мне -- десять лет, такие девочки, как я, помогали успокаивать

маленьких. Женщины встречали нас на перронах и крестили поезд. Несли

домашнее печенье, молоко, теплую картошку…

Нас везли в Ленинградскую область. Там уже, когда подъезжали к

станциям, люди крестились и смотрели издали. Боялись нашего поезда, на

каждой станции его долго мыли. Когда на одной остановке мы выскочили из

вагона и забежали в буфет, никого туда больше не впустили: "Тут

чернобыльские дети едят мороженое". Буфетчица кому-то по телефону говорила:

"Они уедут, мы помоем пол с хлоркой и прокипятим стаканы". Мы слышали…

Встречали нас врачи. Они были в противогазах и резиновых перчатках…

Забрали у нас одежду, все вещи, даже конверты, карандаши и ручки, сложили в

целлофановые пакеты и закопали в лесу.

Мы так напугались… Долго потом ждали, как начнем умирать…"

Юра Жук -- 15 лет,

"Мама с папой поцеловались, и я родилась.

Раньше я думала, что никогда не умру. А теперь знаю, что умру. Мальчик

лежал вместе со мной в больнице… Вадик Коринков… Птичек мне рисовал.

Домики. Он умер. Умирать не страшно.. Будешь долго-долго спать, никогда не

проснешься. Вадик мне говорил, что когда он умрет, будет долго жить в другом

месте. Ему об этом сказал кто-то из старших мальчиков. Он не боялся.

Мне снился сон, как я умерла. Я слышала во сне, как плакала моя мама. И

проснулась…"

Оля Звонак -- 10 лет,

"Мы уезжали…

Хочу рассказать, как прощалась с нашим домом моя бабушка. Она попросила

отца вынести из кладовой мешок пшена и разбросала его по саду: "Божьим

птичкам". Собрала в решето яйца и высыпала во дворе: "Нашему коту и собаке".

Нарезала им сала. Вытряхнула из всех своих мешочков семена: морковки, тыквы,

огурцов, лука-чернушки… Разных цветов… Рассыпала по огороду: "Пускай в

земле живут". А потом поклонилась дому… Поклонилась сараю… Обошла и

поклонилась каждой яблоньке…

А дедушка, когда мы уходили, снял шапку…"

Снежана Зиневич -- 16 лет,

"Я был маленький…

Шесть, нет, восемь лет, кажется. Точно, восемь. Посчитал сейчас. Помню

много страхов. Боялся бегать босиком по траве. Мама напугала, что умру.

Купаться, нырять -- всего боялся. В лесу рвать орехи. Взять в руки жука…

Он же по земле ползает, а она зараженная. Муравьи, бабочки, шмели -- все

зараженные. Мама вспоминает. Что в аптеке ей посоветовали давать мне йод по

чайной ложке! Три раза в день. Но она испугалась…

Мы ждали весну: неужели снова вырастет ромашка? Как раньше? Все у нас

говорили, что мир поменяется… По радио и по телевизору… Ромашка

превратится… Во что она превратится? Во что-то другое… А у лисы вырастет

второй… хвост, ежики родятся без иголок, розы без лепестков. Появятся

люди, похожие на гуманоидов, они будут желтые. Без волос, без ресниц. Одни

глаза. А закаты станут не красные, а зеленые.

Я был маленький… Восемь лет…

Весна… Весной из почек, как всегда, раскрутились листья. Зеленые.

Зацвели яблони. Белые. Запахла черемуха. Раскрылись ромашки. Они были такие

же. Тогда мы побежали на речку к рыбакам: у плоток по-прежнему голова и

хвост? И у щуки? Проверяли скворечни: прилетели скворцы? А будут ли у них

дети?

У нас появилось много работы… Мы все проверяли…"

Ира Кудрячева -- 14 лет,

"Взрослые шептались… Я слышал…

С моего года рождения (с восемьдесят шестого) -- ни мальчиков, ни

девочек в нашей деревне нет. Я -- один. Врачи не разрешали…. Пугали

маму… Что-то такое… А моя мама сбежала из больницы и спряталась у

бабушки. И тут я… Нашелся… Ну, родился, значит. Я все это подслушал…

Братика и сестрички у меня нет. А я очень хочу. А откуда дети берутся?

Я бы пошел и разыскал себе братика.

Бабушка мне по-разному отвечает:

— Бусел в клюве приносит. А то, бывает, на поле девочка вырастет.

Мальчиков в ягодах находят, если птица кинет.

Мама говорит иначе:

— Ты мне с неба упал.

— Как?

— Дождь пошел, и ты мне прямо на руки упал.

Тетя, ты писательница? Как это меня могло не быть? А где бы я был?

Где-то высоко, на небе? А может, на другой планете…"

Юля Каско -- 11 лет,

"Раньше я любила ходить на выставки… Смотреть картины…

В наш город привезли выставку о Чернобыле… Бежит по лесу жеребенок,

он из одних ног, их восемь-десять, теленок с тремя головами, сидят в клетке

лысые кролики, ну как пластмассовые… Люди гуляют по лугу в скафандрах…

Деревья выше церквей, а цветы, как деревья… Я до конца не досмотрела.

Наткнулась на картину: мальчик тянет руки, может, к одуванчику, может, к

солнцу, а у этого мальчика вместо носа… хобот. Захотелось плакать,

кричать: "Не надо нам таких выставок! Не возите! И так вокруг все говорят о

смерти. О мутантах. Не хочу!!" Первый день на выставке были люди, пришли, а

потом ни одного человека. В Москве, Петербурге, писали в газетах, на нее

ходили толпами. А у нас -- пустой зал.

Я ездила в Австрию на лечение, там есть люди, которые могут повесить

такую фотографию у себя дома. Мальчика с хоботом… Или вместо рук у него

ласты… И каждый день на нее смотреть, чтобы не забывать о тех, кому плохо.

Но когда живешь тут… То это не фантастика и не искусство, а жизнь. Моя

жизнь… Если мне выбирать, то лучше повешу в своей комнате красивый пейзаж,

чтобы все там было нормальное: и деревья, и птицы. Обыкновенное.

Радостное…

Хочу думать о красивом…"

Ваня Коваров -- 12 лет,

"В первый год после аварии…

У нас в поселке исчезли воробьи… Они валялись всюду: в садах, на

асфальте. Их сгребали и вывозили в контейнерах с листьями. В тот год листья

не разрешали жечь, они были радиоактивные. Листья хоронили.

Через два года воробьи появились. Мы радовались, кричали друг другу: "Я

вчера видел воробья… Они вернулись…"

Пропали майские жуки. Их до сих пор у нас нет. Может, они вернутся

через сто или тысячу лет, как говорит наш учитель. Даже я их не увижу… А

мне девять лет…

А как моя бабушка? Она же старенькая…"

Вадим Красносолнышко -- 9 лет,

"Первое сентября… Школьная линейка…

И ни одного букета. В цветах, мы уже знали, много радиации. Перед

началом учебного года в школе работали не столяры и маляры, как раньше, а

солдаты. Они косили цветы, снимали и увозили куда-то землю на машинах с

прицепами. Вырубили большой старый парк. Старые липы. Баба Надя… Ее всегда

звали в дом, когда кто-нибудь умирал. Поголосить. Почитать молитвы. "Молния

не ударила… Сушь не напала… Море не залило… Лежат как черные гробы…

—- Она плакала над деревьями, как над людьми. -- А, мой ты дубок… Моя ты

яблонька…"

Вася Микулич -- 15 лет,

А через год нас всех эвакуировали, деревню закопали. Мой папа -- шофер,

он ездил туда и рассказывал. Сначала вырывают большую яму… На пять

метров… Подъезжают пожарники… Из брандспойтов моют дом с конька до

фундамента, чтобы не поднять радиоактивную пыль. Окна, крышу, порог % все

моют. А потом кран стягивает дом с места и ставит в яму… Валяются куклы,

книжки, банки… Экскаватор подгребает… Все засыпают песком, глиной,

утрамбовывают. Вместо деревни -- ровное поле. Там лежит наш дом. И школа, и

сельсовет… Там мой гербарий и два альбома с марками, я мечтала их забрать.

Был у меня велосипед… Его только мне купили…"

Антон Нашиванкин -- 14 лет,

"Мне -- двенадцать лет…

Я все время дома, я -- инвалид. В нашем доме почтальон приносит пенсию

мне и дедушке. Девочки в классе, когда узнали, что у меня рак крови, боялись

со мной сидеть. Дотронуться. А я смотрела на свои руки… На свой портфель и

тетрадки… Ничего не поменялось. Почему меня боятся?

Врачи сказали: я заболела, потому что мой папа работал в Чернобыле. А я

после этого родилась.

А я люблю папу…"

Марат Татарцев -- 16 лет,

"Я никогда не видела столько солдат…

Солдаты мыли деревья, дома, крыши… Мыли колхозных коров… Я думала:

"Бедные звери в лесу!" Их никто не моет. Они все умрут. И лес никто не моет.

Он тоже умрет".

Учительница сказала: "Нарисуйте радиацию". Я нарисовал, как идет желтый

дождь… И течет красная река…"

Юля Тараскина -- 15 лет,

"С детства любил технику… Я мечтал… Вырасту - буду технарь, как

папа, он технику обожал. Мы вместе с ним все время что-то конструировали.

Строили.

Папа уехал… Я не слышал, как он собирался. Я спал. Утром увидел

заплаканную маму: "Наш папа -- в Чернобыле".

Ждали папу, как с войны…

Он вернулся и снова стал ходить на завод. Ничего не рассказывал. А в

школе я всем хвастался, что мой папа приехал из Чернобыля, он -- ликвидатор,

а ликвидаторы -- это те, кто помогал ликвидировать аварию. Герои! Мальчишки

мне завидовали.

Через год папа заболел…

Мы ходили по больничному скверу… Это было после второй операции… И

он первый раз заговорил со мной о Чернобыле…

Работали они недалеко от реактора. Тихо-мирно, вспоминал, красиво. А в

это время что-то происходит. Сады цветут. А для кого? Люди из деревень ушли.

Ехали через город Припять: на балконе висит белье, горшки с цветами. Стоит

под кустом велосипед с брезентовой сумкой почтальона, набитый газетами и

письмами. И на ней птичье гнездо. Как в кино, я видел…

Они "чистили" то, что надо было бросить. Снимали грунт, загрязненный

цезием и стронцием. Назавтра -- все снова "щелкало."

"На прощание нам пожали руки и вручили справки с благодарностью за

самоотверженность"… Отец вспоминал и вспоминал. В последний раз вернулся

из больницы и сказал нам: "Если останусь жив, никакой химии, никакой физики.

Уйду с завода… Только в пастухи…"

Мы с мамой остались вдвоем. Я не пойду в технический институт, как

мечтает моя мама. В тот, где папа учился…"

"У меня есть маленький брат…

Он любит играть в "Чернобыль". Строит бомбоубежище, засыпает песком

реактор… Или нарядится пугалом, бегает за всеми и пугает: "О-о-о! Я %

радиация! О-о… Я % радиация!"

Его еще не было, когда это случилось".

Катя Шевчук -- 14 лет,

«Взрослые знают, в чём смысл жизни» — вот всемирное враньё, в которое все обязаны верить. А когда станешь взрослым и поймёшь, что это не правда, уже поздно. Тайна так и остаётся неразгаданной, а энергии больше нет — вся она давно растрачена на глупейшие занятия. Чтобы было не так горько, приходится притворяться, делать вид, будто не видишь, что никакого смысла в твоей жизни не обнаружилось, и обманывать детей в надежде убедить самого себя.

Покою, безмятежности, самодостаточности, которые дает одиночество, никогда не сравниться с вольготным счастьем и свободой каждого движения и слова, которые разделяешь с кем-то.

…по-настоящему сильным до тех пор не будешь, пока не научишься видеть во всем смешную сторону.

Хотел пойти с друзьями на речку купаться. Вспомнил, что жирный. Расхотелось.

мы сидим на диетах и загараем в соляриях, много пьем и еще больше курим, мы не спим несколько суток и едим по ночам, но мы не едим сахар, он вредный.

Лучшая приправа к пище - голод

© Сократ

Русское государство обладает тем преимуществом перед другими, что оно управляется непосредственно самим Господом Богом, иначе невозможно объяснить, как оно существует

© Иоганн Буркхарт Христофор фон Миних