Знаешь почему мы не можем быть друзьями? у моих друзей на меня не стоит

Отмоли меня, обмани меня, приходи,
будь простым именным жетоном мне на груди,
серым небом над головой, и атлантом, и
тишиной у меня снаружи
темнотой у меня внутри.

Понимаешь, ты до сих пор мне и меч, и щит.
Ты умеешь смеяться так, что броня трещит.
И приходится закрываться, считать до ста,
ибо каждое слово жжется, как кислота.

И пускай нам с тобой вышел срок еще год назад,
я сказал далеко не все, что хотел сказать.
Столько лет прошло, а все так же в твоих глазах
пост-военная хроника,
черные
небеса.

проявка пленки, размытый кадр, взбесились комнатные часы,
и каждый вечер глядит с ехидцей и пахнет ромом.
в ее глазах и в ее движеньях вскипает джаз и горят басы,
и это круче, гораздо круче всего, что кроме.

бездонный космос шуршит под кожей и говорит внутри, говорит;
и все, что нужно - лишь сесть у ног и его послушать.
помехи, шорохи, рассинхроны - все это музыка, жесткий бит.
так в белом шуме ты слышишь голос,
тебя зовущий.

толку страдать о том, что все дамы - гойки, не с кем пить водку, не с кем смеяться глуше, если вокруг не бабы, а идиотки, нет ни единой нотки, не станет лучше - мир беспросветен, жить в нем уныло, горько. сдохнешь, как кит, что выбросился на сушу.

успокойся, никто не лезет тебе ни в койку,
ни в глотку,
ни даже в душу.

в его планах - бить нас, любить все жестче,
и гонять, как узников, как щенят.
" сколько горечи на одну память, отче -
столько выдержки,
чтобы ее принять"

тишина говорит ему больше слов,

ложь говорит ему больше правды -

потому у него и велик улов

на немое стадо.

эти его овечки, гнилые овощи -

им нужно хранилище,

крепкий-крепкий подземный грот.

от него же искрит, от него трещит,

эти глаза, ухмылка, дубовый щит,

и зашитый рот.

впрочем, что нам его мечи и его победы?

воздух пахнет морскою тиной, протухшей снедью.

мы в четыре руки понесем его гроб.

ваша ручка, леди.

ready, steady.

говорить не посмел - сиди теперь и строчи. "я отдал тебе и бессонницу, и ключи, я позволил себя погладить и приручить, ну о чем ты молчишь, о чем ты сейчас молчишь.

что тебе предложить, покуда я пуст и гол, ну вот разве надежный дом и накрытый стол, ну вот разве спасти от от бурь, отгоняя боль; почему ты смеешься, будто бы режешь вдоль.

почему лишь с тобой я крепко и долго сплю. без тебя даже кости держатся на клею. я смотрю и молчу о том, как тебя люблю - это полупрозрачный танец. постыдный блюз.

это бог нас сшивает - криво, наискосок, чтобы ты без меня смогла, ну а я не смог; из чего застрелиться - браунинг или глок? "

он молчит, в небе тишь, тулузский, вишневый сок.
она смотрит и смотрит прямо ему в висок.

In vino veritas

я мечтала, что ты вернешься, я почти что сошла с ума.
я всегда выбирала прошлое - и не знала, зачем жила.
я хочу рассказать, как больно отпускать то, что не твое.
и что сыплют на раны солью те, кто боли не признает.
за тебя я молилась, глупо разбивая колени в кровь.

ты всегда заходил без стука,
ты всегда уходил без слов

сколько можно тебя учить – не показывай ран.
тебя вывели в центре города на огромный такой экран.
и все пялятся, как ты корчишься, как ты крошишься на пыльцу.
никогда не показывай боли.
эти спазмы тебе не к лицу.

а ей просто хотелось рыдать, реветь,
биться в истерике, размазывая тушь по щекам,
бить его своими маленькими кулачками по широкой спине,
кричать о том, что он последняя сволочь, и бить посуду.
вместо этого она надменно подняла бровь, и сказала: "ну иди… ты знаешь, где выход".

это закон, если человек забивает на тебя хуй,
то ты еще больше начинаешь к нему тянуться,
хоть и понимаешь, что это конец.

он позвонит, когда ты придешь в себя,
сможешь о нем говорить уже по-другому,
не задыхаясь и, в общем-то, не любя.
скажет, что надо встретится по былому:
просто пройтись вдоль улиц, по мостовым,
за руки крепко перебегать дорогу.
поговорить, кто станет кем и каким,
и забежать по быстрому выпить в «Гоголь».
он повторит, что краше не существует.
ты прочитаешь ему свой последний стих.
он позвонит, когда ты о нем забудешь.
он позвонит, когда ты его простишь.

твой взгляд сбивал с толку все мои ориентиры
и я обнимал тебя при встрече. по инерции
я помню, тебе нравился запах моей квартиры
он напоминал тебе какие то специи.
и даже после стирки
каждая нитка
моего свитера
пропитана запахом твоих духов
однажды
мы покорим все крыши
промозглого Питера
и они навсегда запомнят
нашу любовь.