сопли

каждое бы утро так.

ну хоть так

хоть, что-то

Я в твоём плену милая, где ты
Я так долго искал тебя по свету
И теперь я счастлив быть рядом
Радовать тебя и радоваться взгляду твоему
Мне так мало надо
Быть с тобой под этим звездопадом
Стоя на краю, смотря на луну
Понимать что ты мне не даёшь падать.

Раз, я в твоём плену
Два, хочу тебя одну
Три, и я знаю точно, что до рассвета я с тобой не усну.

Раз, я видел много красоток
Два, из самых разных тусовок
Три, но ты такая первая в этом городе роскоши и высоток.

Ветер шепчет за окном
Мы с тобой ещё вдвоём
Провожая ночь дыханием утра.

И не зная что потом
Мы играем как с огнём
Может и расстанемся, а пока…

Что такое замкнутый круг?

Это когда все и всё вокруг одинаково. Нет ну конечно по сути, да и внешне все разные, но для тебя одного всё одинаково. Вот так и ходишь по кругу пару дней, потом как-то сам себя вытаскиваешь, перешагиваешь через черту, сходишь с него. Так надо, что бы голова не закружилась от всей это рутины.

Круг с одним единственным каналом, который так нужен. С одним единственным каналом, которого так ждёшь, каналом….а не щелью даже! Вот тогда всё по другому. Всё. Другие краски. Его слова, его улыбка и его смех. Всё и ничего когда он рядом.

—что ты хочешь милый?

—тебе пора раздеться.

Я снова возвращаюсь в ту же комнату при монастыре. Что-то листаю,
включаю телевизор, где все те же передачи, ставлю стрелку будильника ровно
на тот же час, что и вчера; потом на работе, у себя в библиотеке,
механически исполняю очередной заказ. В полдень съедаю бутерброд в сквере
напротив театра, сидя на все той же скамейке, среди других людей, которые с
серьезными лицами и отсутствующим взглядом поглощают свои бутерброды на
таких же облюбованных скамейках.
После обеда - опять на работу, где приходится выслушивать все те же
сплетни - кто с кем встречается, кто от чего страдает, у кого муж,
оказывается. просто подонок, - выслушиваю снисходительно, радуясь втайне
тому, что я-то особенная, я неповторимая, я красивая, работой обеспечена, а
что до любовников, то с этим никаких проблем. После работы - опять по барам.
И все сначала.
Мать, которую, должно быть, хорошо встряхнет моя попытка самоубийства,
достаточно скоро придет в себя после шока, и вновь начнется: что я себе
думаю, почему не такая, как все, ведь я уже не маленькая, пора подумать о
будущем, пора устраивать свою жизнь, в конце концов все на самом деле не
настолько сложно, как я себе представляю. "Взгляни, например, на меня, я уже
столько лет замужем за твоим отцом - и ничего, не жалуюсь, потому что
главным для меня всегда была ты, я делала все что могла, чтобы дать тебе
самое лучшее воспитание, чтобы ты. получила хорошее образование, чтобы я
могла гордиться тобой".
В один прекрасный день я устану от нескончаемых нотаций и, чтобы
доставить ей удовольствие, выйду за кого-нибудь замуж, уговорив с.ебя, что в
самом деле его люблю. Поначалу мы будем строить воздушные замки о собстенном
загородном доме, о будущих детях, о том, как у них все замечательно
устроится. Первый год мы еще будем часто заниматься любовью, второй -
гораздо реже,, а потом, наверное; сама мысль о сексе будет появляться у нас
раза два в неделю, не говоря о ее воплощении раз в месяц. Мало того, мы
почти перестанем разговаривать друг с другом. В растущей тревоге я начну
спрашивать себя - - может быть, это я всему виной, может быть. это со мной
что-то не в порядке, раз я его больше не интересую. Единственное, о чем с
ним можно говорить, - - это его друзья, словно на них свет клином сошелся.
Когда наш брак будет совсем уж висеть на волоске, я забеременею. У нас
родится ребенок, на какое-то время мы станем ближе друг другу, а затем
потихоньку все вернется в прежнюю колею.
Затем я начну катастрофически толстеть, как та самая. тетка вчерашней
медсестры, или позапозав-черашней, не помню, неважно. В сражении со
стремительно прибывающим весом, сяду на диету, изо дня в день чувствуя себя
разбитой и подавленной оттого, что все усилия бесполезны. Чтобы хоть за
что-то уцепиться, начну принимать нынешние якобы чудодейственные препараты,
снимающие депрессию, и после ночей любви, всегда столь редких, рожу еще
несколько детей. Я буду твердить направо и налево, что дети, мол, смысл моей
жизни, а ведь если подумать, то наоборот: как раз моя жизнь - это смысл их
жизни, сама ее причина.
Все вокруг будут считать нас счастливой парой, не догадываясь, что и
здесь, как всюду, за видимостью счастья таится все та же горечь и тоска, все
то же беспросветное одиночество.
А потом мне однажды доложат, что у мужа есть любовница. Я, наверное,
устрою скандал, как та самая тетка медсестры, или вновь начну обдумывать
простейший выход - самоубийство. Но к тому времени я уже буду старая и
трусливая, расплывшаяся и обрюзгшая, с двумя-тремя детьми на руках, которым
нужна моя помощь, их ведь нужно воспитать, дать им обра зевание, помочь
найти свое место под солнцем - ведь у меня обязанности, от которых никуда не
деться, так что какое уж тут самоубийство - самоубийство придется надолго
отложить. Да и не будет никакого самоубийства, будут бесконечные скандалы.
обвинения, угрозы уйти вместе с детьми. Муж, как водится, пойдет на
попятный, начнет уверять, что любит только одну меня и что такое больше не
повторится, даже не понимая, что на самом-то деле мне некуда деваться, разве
что переехать к родителям - на этот раз навсегда, до конца своих дней, - а
это значит вновь с утра до ночи выслушивать нотации и причитания, что я сама
виновата, сама разрушила семейное счастье - пусть какое-никакое, но счастье,
- что он, при всех его недостатках, был все-таки хорошим мужем, не говоря о
том, что для детей сам по себе наш развод - непоправимая психическая травма.
Еще через два-три года у него появится новая любовница - об этом я либо
догадаюсь сама, когда ее увижу, либо мне кто-нибудь опять-таки поспешит об
этом сообщить, а я, конечно, закрою на это глаза, - на борьбу с прежней
любовницей ушло столько сил, что теперь лучше принять жизнь как есть, если
уж она оказалась не такой, как я себе представляла. Мать была права.
Он будет со мной все так же мил, я все так же буду работать в
библиотеке, в полдень на площади перед театром съедать свой бутерброд,
браться за книги,
каждую всякий раз бросая недочитанной, глазеть в телевизор, где все
останется таким же и через десять, и через двадцать, и через пятьдесят лет.
Только теперь бутерброды я буду есть с крепнущим чувством вины, все
более безнадежно толстея; и в бары теперь путь мне будет заказан, потому что
у меня есть муж, у меня есть дом, а в нем дети, которые требуют материнской
заботы, которых надо воспитывать, принося им в безоглядную жертву свою
оставшуюся жизнь.
И теперь весь ее смысл сведется к ожиданию той поры, когда они
вырастут, и все более неотвязными будут мысли о самоубийстве, но теперь о
нем остается только мечтать. И в один прекрасный день я приду к убеждению,
что на самом деле - такова жизнь, в которой все стоит на месте, в которой
никогда ничего не меняется.
И я смирюсь с этим.

сопли

абсолютная лень и аппатия.

только лишь обязательства заставляют, что-то делать.только лишь. и ничего для себя совершенно не хочется.

я прокручивала в голове всевозможные лица, но так и не смогла четко остановитя на одном.да я даже не смогла сформировать вымышленный образ к котрому смогла бы обратиться

это никому не надо

замкнутым кругом?

на одном никак не отсановится.это про сто от желания быть рядом.быть любимой.

сердцу живет отдельно.а голова?

СЛОВНО ЗАМКНУТЫЙ КРУГ. ДА ОН И ЕСТЬ. ВСЕ, ПРОСТО АБСОЛЮТНО ВСЕ И ВСЯ ВМЕСТЕ РЯДОМ. А ВЕРНЕЕ РЯДОМ, НО НЕ ВМЕСТЕ. ЛИБО УЖЕ, ЛИБО ВСЁ ЕЩЁ, ЛИБО ВСЁ ЕЩЁ ВПЕРЕДИ.

где-то там в области груди, глубоко осела, на самом дне…чувством…тяги, желания, теплом.

и всё другое без него так холодно и всё другое без него

Я Тебя не понимаю.

Лицимерие будет всегда. Зависть. Ненависть, враньё, сплетни, интриги, шлюхи лжецы и трусы. И среди всего этого всегда будет любовь. Вот так вот сложилось.

"Мне кажется, для нашего возраста у нас слишком большой опыт отчаяния. Давай забудем о нем "
Э.М. Ремарк

Я понял, что люблю ее, когда она сказала, что это НАШИ проблемы.
В это мгновение я четко осознавал то, что она считает меня своим.

За ее редкие слова я любил ее.

Я, конечно, презираю отечество моё с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство.

(с) Из письма А. С. Пушкина Вяземскому.