Тишина.

Когда наступит тот момент, когда я перестану разочаровываться в людях?
Надо-бы всех нахуй послать.
Иди нахуй.

В тебе пляшет нерожденная вселенная. Я касаюсь ладонью твоей груди, я чувствую ее. В тебе танцует предельно обнаженный, яростный мир. Он дышит в такт моему сердцебиению, но… Мое сердце — это хаотичность пульса, нервная аритмия жизни, больные судороги стареющего неба. Мир в тебе безумен. Мир в тебе принадлежит мне. Мир в тебе дрожит и прогибается под моей рукой, и линия горизонта рвется. Я смотрю в твои глаза. Сейчас в тебе восходит солнце. И, возможно, я тысячу раз не прав, когда тащу тебя за руку на крышу, где тяжелые звезды задевают мурчащим брюхом торчащие тут и там антенны. Когда веду тебя дышать дорогами, по которым люди ходили пешком еще тысячи лет до нас. Когда довожу скорость дней до предела, превосходя предел, чтобы отчаянно визжали тормоза настоящего. Когда закрываю глаза рукой и веду на свет, разрывая скуку каждым шагом. Когда слизываю с твоих губ этот монотонный плач, застрявший в апатии тишины. Когда сметаю со стола эти опостылевшие кастрюльки и мисочки, эту утварь бытовухи, чтобы целовать в горло, чтобы превратить пошловатость секса в инструмент созидания, чтобы вскрыть нарыв усталости и сотворить из тела новую форму чувственности и страсти. Когда я краду тебя из душного офиса, чтобы сбежать из города и увидеть, как тысячи птиц поднимаются с земли. Возможно, я не прав, возможно, в этой размеренной каждодневности тебе тепло и уютно, а рядом со мной — бросает то в жар, то в холод. Возможно, это так. Но в тебе пляшет, безумствует и хохочет вселенная. Я чувствую ее. А это значит, что настало время стать для нее рождением. Как всегда, не уточняя цены. И завтра, когда ты проснешься, мир станет тесен.

Что может быть лучше домашнего вина в 5:00 и прекрасной музыки, ах да, забыла, и конечно же, одиночества.