на ухо мне

может все будет гуд, а может тебя утопят в пруду и никогда не найдут

На Павелецкой-радиальной
Средь ионических колонн
Стоял мужчина идеальный
И пил тройной одеколон.

Он был заниженного роста,
С лицом, похожим на кремень.
Одет решительно и просто -
Трусы,
Галоши
И ремень.

В нем все значение имело,
Допрежь неведомое мне,
А где-то музыка гремела
И дети падали во сне.

А он стоял
Мужского рода
В своем единственном числе,
И непредвзятая свобода
Горела на его челе.

Онлайн Иван Макаревич сегодня в 22:39 Будешь в москве, покури со мной.

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.

Десятый этаж. Кухня
тяжелый и острый запах
здесь жили когда-то люди
сейчас же орут матом.

Девятый этаж. Штукатурка
трещит и сыплется сверху
Окно нараспашку. Ира.
да что там, ее уже нету.

Восьмой этаж. Пьяный папа
маму любимую душит
она сипит шепотом «милый»
папа уверенно «сука».

Седьмой этаж. Бабка плачет
у внучки жар, пневмония
вторая нашла спички
еще и костер по квартире.

Шестой этаж. Кошка
царапает холодильник
хозяйка вроде вернется
седьмое утро будильник.

Пятый этаж. Женя
празднует день рожденья
ему 19 где-то
это его последний.

Четвертый этаж. Телевизор
смотрит мертвого деда
тот перепутал таблетки
сердце отбилось
нету.

Третий этаж. тетя Катя
рожает мертвого сына
и муж уже не вернется
его еще днем, машиной

Второй этаж. Мама
ждет дочку и таксу с прогулки
такса вернулась утром,
дочурку нашли в люке.

Первый этаж. Глухой Миша.
играет в конструктор лего
он ничего не слышит
его «как бы» в доме нету.

Если пить, то сейчас, если думать, то крайне редко,
Избегая счастливых, мамы и темноты.
Для чего мне все эти люди, детка,
Если ни один все равно не ты.

Шить сарафаны и легкие платья из ситца.
Не увязать в философии как таковой.
В общем, начать к этой жизни легко относиться –
Так как ее все равно не понять головой.

неважно, где ты есть, в Москве или в Берлине,
в моем сердце всегда было, есть и будет твое имя

Попользуйся…
Что нам ещё осталось?
Без чувства, без тоски…
Отвратно… Уповать на твою жалость
И видеть, как кольцуются пути…

Звонки под вечер и удобный случай…
Не Маяковский это и не высота,
Это оставленный на выезде попутчик,
Распластанная в строчках пустота…

Так выливается из тела кровь,
В надежде алчущая лимфу,
Так в блядство превращается любовь,
Поэзия нисходит в рифму.

Так мы с тобою разменяем
Посредтвенностью эти дни,
И, может, их повспоминаем,
Когда останемся одни…
Попользуйся…

Прости за то, что не могу быть больше, чем я есть,
Что руки не удержат слабых рук,
Не обуздает нежность твою спесь,
Прости за то, что отзвук, а не звук.

Прости за то, что не умею лгать,
Угасшее словами раздувая,
За то, что не устану отдавать
я, ничего в ответ не ожидая.

За чувство, что Содом и Вифлеем,
За то, что горы, бездны и закат с тобой ровняю,
За то, что я нашёл тебя, мой плен
И что, уж точно, безутешно потеряю…

Я не хотел мытарств и состраданий,
Я образ твой надёжно вклеил в душу,
Чтоб среди времени хлыстов и обещаний
Мог верить - у тебя всё лучше…

море волнуется
когда мы целуемся
когда мы прощаемся
когда возвращаемся

если ты набухалась, то это не значит что весь мир у твоих ног

О главном я не умолчу -
Мне и на это хватит смелости:
Да, я хочу тебя, хочу!
Но, знаешь, меньше, чем хотелось бы

заметка:если, сидя на диете, очень хочешь чего-нибудь сожрать, начни со своей ноги. боль притупляет чувство голода. заодно сожрешь лишний жир

а сейчас ночь еле видна из окна
и мы лежим на одной подушке
и я утыкаюсь в твои волосы,
будто исследую морское дно
в поисках той самой ракушки.