Быть может жизнь все перевернет

Теперь в Москоу Сити 22 градуса ночью, это - холодно.

Бросаешь дымящийся бычок philip morris в темноту. Такая ночная свежесть и последняя скуренная сигарета, самая лучшая, которую в москве не купишь. Ты смотришь на чуть смятую пачку и начинаешь вспоминать - по кусочкам - сначала улыбку, потом глаза, потом голос, потом вены, выпирающие, на руках и пафос. Мальчики кружат нам головы.

Стоишь дышишь, пытаешь вдохнуть кислород в ебучие прокуренные легкие и думаешь о простой цепочке " действие - последствие". Еще чуть чуть о голодных детях в Африке, у тебя ведь урчит живот.

Наверное, это - бессмыслица. Ты отдаешь все, за право принадлежать. Хотя с другой стороны, рвешься к свободе. И все больше хочешь готовых ответов и мимолетных решений.

Лету скоро прийдет конец. Об этом тоже немножко думаешь.

Любовь теряет смысл. Ведь теперь ее можно купить - лживыми фразами, нежными прикосновениями и примечательной внешностью.

И есть желание напиться. Особенно, когда сказал себе " Я больше не пью"

Воспоминания никогда не умирают. Именно по этому многие люди не могут бросить курить, пить или принимать наркотики. Именно поэтому очень многие люди сбрасываются из своих окон или останавливают сердце огромной дозой медикаментов. А некоторые, именно поэтому, учатся улыбаться заново. И чтобы там не говорили, чтобы не писали заумными пафосными фразами, время лечит. Конечно не сразу, конечно не полностью, но сука лечит.

Я буду тебя любить, даже, когда я буду на небе.

И я не хочу скучать, плакать, разрывать свое сердце. Я просто буду жить дальше и ждать. Быть может жизнь все перевернет.

мы танцуем в одинаковых кедах и в одном ряду. у меня твой голос отдается эхом и бьется о мысли в голове. слишком мы танцуем в одинаковых кедах и в одном ряду. у меня твой голос отдается эхом и бьется о мысли в голове. слишком простая химия, когда идешь по улице просто рядом и думаешь, как же хорошо. жизнь все крутится своими перепутанными кругами, всё и все отходят на задний план. завтра.

и если бы спать немного подольше
то утро бы пахло тобой непременно
а может быть даже и утро не нужно
а нужно тебя в мои бледные стены
тогда можно встать немного пораньше
налить себе чай с вишневым вареньем
и молча смотреть как ты спишь и как
пахнешь.
ты утром, а утро тобой непременно

Я обещала курить к октябрю – и вот
Ночь мокрым носом тычется мне в живот,
Смотрит глазами, влажными от огней,
Джаз сигаретным дымом струится в ней,
И все дожить не чаешь – а черта с два:
Где-то в апреле только вздремнешь едва –
Осень.
И ты в ней – как никогда, жива.

Где-то в апреле выдохнешься, устанешь,
Снимешь тебя, сдерешь, через плечи стянешь,
Скомкаешь в угол – а к октябрю опять:
Кроме тебя и нечего надевать.

Мысли уйдут под стекла и станут вновь
( Continue ) Бабочками, наколотыми на бровь
Вскинутую твою – не выдернешь, не ослабишь.

Замкнутый круг, так было, ты помнишь – как бишь? -
Каждый день хоронить любовь –
Это просто не хватит кладбищ.

Так вот и я здесь, спрятанная под рамы,
Угол урбанистической панорамы,
(Друг называл меня Королевой Драмы)
В сутки теряю целые килограммы
Строк – прямо вот выплескиваю на лист;
Руки пусты, беспомощны, нерадивы;
Летом здорова, осенью – рецидивы;
Осень – рецидивист.

Как ты там, солнце, с кем ты там, воздух тепел,
Много ли думал, видел, не все ли пропил,
Сыплется ли к ногам твоим терпкий пепел,
Вьется у губ, щекочет тебе ноздрю?
Сыплется? – ну так вот, это я курю,
Прямо под джаз, в такт этому октябрю,
Фильтром сжигая пальцы себе, - uh, damn it! –
Вот, я курю,
Люблю тебя,
Говорю –
И ни черта не знаю,
Что с этим делать.

Самый неподдельный из всех любимых. Самый давний, честный и близкий. Нежнейший, мудрейший, уникальнейший из всех неординарных. Имеющий больше всех прав на высокомерие, игру в Гуру и презрительные усмешки Избранного, но никогда не позволяющий себе ни намека на фамильярность, отвратительный мужицкий стеб или гадкую манеру учить меня жизни. Знающий меня много лет, и ни секундой больше. Гурман жизни и жрец самых утонченных удовольствий. Творящий себя и реальность вокруг себя. При этом маленький лучистый мальчишка, который за долю секунды может обернуться самым природным мачо из всех мне известных. Самый верный в том забытом, униженном опустившимися пользователями баб, истасканном, но в глубине прекрасном смысле.
Мой друг.
Четвертого марта, в ночь:
- Как ты? Почувствовал физический дискомфорт от того, что так долго тебя не видел.
Он не помнит про дни рождения, но нутром ощущает все мои частоты. Мне стоит лишь подумать о нем, и он возникает из тишины.
- Я переехал. Я заеду за тобой, и ты увидишь первой мою новую жизнь.
Совершенно пустая огромная квартира. Нет даже ложек, и потому мороженое я ем деревянной крышкой от коробки элитного чая, а он - огромной только что купленной лопаткой для переворачивания блинов. А чай мы пьем из потрясающего огромного кувшина, только что привезенного из Грузии. Из квартиры открывается вид на утопающй в огнях город. Свет выключен, и две массивные свечи горят в прозрачных бокалах для вина.
…Губы: в плечо, в ключицу, в шею, в мочку уха, в волосы, в висок…
Я - палец к губам: нет.
- Я… безумно хочу тебя от всего защитить… сберечь, спрятать… Но… я не могу тебе дать всего, потому что… Потому что есть она.
Ты стоишь своих откровений,
Я - я верю, что тоже стою.
Ты - гений, я тоже - гений,
Если ты ищешь,
Значит нас двое…
…Он снился мне недели полторы назад уезжающим куда-то навсегда, и она с ним, и я не могу с ним попрощаться из-за нее, и мы просто стоим, запрятывая слезы обратно вглубь. Мне давно не снилось таких жутких снов.
Никогда. Ничего. Ни в ком случае. Ни малейшего жеста, трактуемого как. Только эти поцелуи в шею и когда-то давно - в парке Эрмитажа.
Чай из кувшина. Свечи. Куча, масса, кипа общих воспоминаний.
Когда-то, я любила его до смерти. Я им болела. Одни из лучших стихов в моей жизни - ему.
- Ты дорога мне.
Палец к губам: just good friends.
После общения с ним остальные кажутся жалкими карикатурами на мужчин.
Но я действительно не хочу большего. Это все, все, все бы испортило.

Вот кому я обязана своим настоящим Birthday.

Да хранит тебя Господь, мое солнце.

Наши любимые должны быть нас достойны.

Это вообще единственное, за что стоило бы пить и ставить свечи – пусть они окажутся достойными нас. И понятно это станет не сейчас и не потом, а именно тогда, когда мы с ними расстанемся – тогда станет все ясно.

Пусть наши юноши, с которыми, понятно, и в горе и в радости, и в болезни и в бедности, и лучшие годы, и на край света – просто разлюбят нас и тихо уйдут, а не переспят по пьяни с какой-нибудь малолетней шлюшкой, и нам расскажут об этом наши же добрые друзья. Пусть наши духовные наставницы просто найдут себе новых учеников – но не станут продавать нас за несколько сотен баксов, случись нам работать вместе, грубо, цинично –

возьмут в команду, досыта накормят перспективами и ты-лучше-всех, а потом уволят, не заплатив, и будут бросать сквозь зубы «Я не обязана тебе ничего объяснять», и брезгливо морщиться, встречая нас на улице. Пусть наши большие и сильные друзья, как-старшие-братья и вообще сенсеи поссорятся с нами из-за того, что мы ни черта не смыслим в мужской психологии – но не станут грубо затаскивать нас в постель и унижать нас просто потому, что нас угораздило родиться с хорошей фигурой, а им не нашлось бабы на эту ночь.

Потому нет ничего на свете больнее и гаже этого. Потому что этим людям ты всегда веришь как себе, но оказывается, что они тебя недостойны.

Я готова всю жизнь ссориться с любимой подругой и слушать от нее несправедливости и упреки в собственной мягкотелости, лени и показушности – но я знала и знаю, что она имеет на это право. Мы убьем друг друга за идею, но никогда не станем банально как-нибудь и нелепо вцепляться друг другу в волосы из-за мужика или поднимать хай из-за дурацкого стобаксового долга. И если мы когда-нибудь все-таки поссоримся навсегда – это будет как раз тот случай, когда лучшие друзья перестанут быть друзьями, но останутся лучшими. И я буду думать о ней светло, и говорить гордо, едва зайдет речь – N? Да, мы когда-то были не разлей-вода – и всю жизнь расти и добиваться вершин, чтобы доказать ей, что я была ее достойна.

Либо совсем не прощаться, либо прощаться так, чтобы можно было через много лет написать книгу об этом человеке – а не прятать глаза: N? Нет-нет, не знаю такого – не рассказывать же, что вы с N дружили сто лет, а потом он прошипел, что все это время просто хотел тебя трахнуть – и теперь ненавидит, потому что спать с людьми, чтобы доказать им свою преданность, как-то не в твоих правилах. Так ведь не может быть, потому что не может быть никогда, какой-то гребаный бредовый сон, разбудите меня, скажите, что это неправда, что она меня не продавала, что он не читает всем подряд мои письма и асечную хистори – просто так, мол, вот как она за мной бегала, жуткое дело, не знал, куда деться, - что они все просто не дозвонились, чтобы извиниться за это, просто не дозвонились – если б они попросили прощения, это ведь значило бы, что они его достойны. И я бы все равно не общалась бы с ними, но хотя бы выдохнула эту мерзость, это рвотное ощущение грязи внутри, когда хочется перестирать всю одежду, в которой ты приехала от этого человека, когда кажется, что тебя обокрали, и вынесли, как назло, самые любимые, давние, талисманные вещи, и устроили в доме помойку – Господи, столько времени, столько слов, столько «мы» и «вместе», столько, столько – тогда хотя бы хотелось жить, я не знаю, а то ведь не хочется, и людям перестает вериться абсолютно, а только тошнит, тошнит, тошнит.

Сделай так, Господи, чтобы наши любимые оказались нас достойны. Чтобы мы, по крайней мере, никогда не узнали, что это не та к.

Курить очень плохо, вредно, и бессмысленно. Но узнать это можно только купив пачку сигарет, и прочитав предупреждение какого-то очень серьезного ведомства о том, что это очень плохо, вредно, и бессмысленно.

И действительно: из двадцати сигарет, которые находятся в каждой пачке, настоящее удовольствие доставляют только две-три. И именно ради них жертвуют здоровьем, деньгами, и временем. Но бывают такие сигареты…
Ведь день начинается не с душа, не с завтрака, не с новостей по радио или по телевизору, а с сигареты. И хорошо, если этот день воскресенье. И вас не выгонят в подъезд, или на балкон, или в туалет, чтобы вы курили там, и никому не отравляли жизнь. Нет. Воскресенье надо начинать с сигареты, которую можно курить где угодно. И еще чтобы осталось немножко кофе, уже остывшего кофе, наполовину состоящего из гущи. И вот цедить этот кофе, курить эту сигарету, и чувствовать, как начинается хороший день.
А можно заранее готовиться к этому воскресенью. Заранее замочить шашлык, потом ехать за город, в осенний лес, долго собирать дрова, разводить костер, жарить мясо… И все это время очень хотеть курить. И еще обливаться слюной от предвкушения вкусного шашлыка. А потом, обжигаясь, большими кусками, почти не жуя, наесться сочным мясом, вернуться от компании к костру, выловить из костра уголек. Или запалить палочку, и прикурить от нее… лечь на сухую траву, увидеть прямо над собой осеннее небо, сквозь кружева веток, лежать, курить, и пускать туда дым. Туда, в небо.
Или стоять у открытого окна… А вы открыли окно в первый раз в этом году, потому что весна. На полу и на подоконнике сухие полосы бумаги, которой вы заклеивали окна осенью, а за окном дождь. И вот так стоять, курить, и выпускать дым в струи весеннего дождя.
Или придти домой пьяным и злым. Но не ругаться ни с кем, не скандалить, а сразу уйти в ванную, закрыться там, набрать полную ванну теплой воды, лечь туда прямо в одежде. Предварительно, конечно, достать из кармана сигареты и зажигалку. Вот так вот лежать, молча злиться, и курить. А они стучат в дверь, мол, что с тобой. А ты лежишь, молчишь и куришь.
А если одиноко… ты купил пачку хороших сигарет, не торопясь потянул за целофанновую полосочку, потом открыл пачку, убрал фольгу, понюхал сигареты, достал одну, потом щелкнул своей любимой зажигалкой – вот тебе уже и диалог.
И уж тем более, когда у тебя возникает ощущение, что все тебя бросили, и ты никому не нужен. Идешь, горбишься, под снегом или под дождем. А главное, кончились сигареты. Но у тебя есть возможность обратиться к первому встречному с просьбой, которую никто не расценит, как попрошайничество, или как что-то неприличное, и с тобой поделятся, поделятся сигаретой. И ты возьмешь сигарету из рук незнакомого человека, а он еще стряхнет пепел, и протянет тебе живой огонек своей сигареты, чтобы ты прикурил, и ты почувствуешь, что перед тобой не приятель, не друг, а почти родственник. И таких родственников очень много. Хотя курить очень вредно, очень плохо, дорого, и бессмысленно.
Но мало на свете вещей более желанных и важных, чем та редкая сигарета, с которой начитается день.

Е. Гришковец

Ровно год. Ровно год боли, разочарований, счастья, слез, смеха. Ровно год без тебя. Я научилась жить. Я счастлива. Только вот иногда внутри что-то давит сильно, так, что перехватывает дыхание. Это последнее, что осталось. Осталось навсегда. Воспоминания. Когда дрожь, мурашки по коже, и абсолютное безграничное счастье. Разве никогда не бывало, выходишь на лестницу, садишься на знакомые ступеньки 6 этажа, затягиваешься и мысленно повторяешь " я смогу"?