Я красивая.

Но не для тебя.

И сегодня вечером он по привычке нальет тебе белое вино вместо красного, так как просто не знает какое ты любишь больше, и ты сама ему об этом никогда не скажешь. А все знаешь почему? Просто он не твоя вторая половина.

у тебя ледяные глаза.
но через них видно как твое любящее сердце топит этот лед.

Хочется как в лучших традициях клуба анонимных алкоголиков сказать: "-Привет, я Алина, мне 15 и я проёбываю свою жизнь"

Адусъ, есть люди, которые пишут такие вещи в восемнадцать лет, есть люди, которые никогда не напишут таких текстов, есть люди, которые считают такие тексты неправдоподобными, а есть люди, которые вынуждены написать такой текст, чтобы передать какую-то весть.

Потому что они любят и они эгоисты. Я такой же эгоист. И потому пишу такие тексты. И буду всегда.

Я помню или часто припоминаю какие-то необычные подробности нашей жизни.

Незабываемые. «Unforgettable…»[3]

Пушистость твоих волос на моей щеке, взгляды, прикосновения. Твои вздохи, влажность твоих губ, когда они встретились с моими в том ночном трамвае, и их нетерпение.

Помню вкус твоей кожи на спине, помню твой неспокойный язык у меня во рту, тепло твоего живота под моей ладонью, прижатой к твоей, вздохи, признания, как ты отдавалась мне, бесстыдство, желание, исполнение…

Незабываемое. «Unforgettable, that's what you are…»

И те краткие мгновения, когда я чувствовал, что ты чувствуешь то же самое…

Когда ты испытывала гордость за то, чего я достиг, когда ревновала меня к женщинам, которые даже не видели меня; когда ты позвонила без повода в понедельник, а не в пятницу и сказала: «Обожаю тебя» – и, устыдившись, положила трубку.

«You feel the same way too…»

Мне кажется, что мы неразлучны…

Что это уже произошло и так будет всегда.

Что даже если я останусь записью в твоей памяти, некоей датой, каким-то воспоминанием, то все равно будет словно поворот к чему-то, что на самом деле не разъединится. Попросту это передвинулось в конец очереди значащих людей.

И придет такой день, быть может, через много лет, когда ты передвинешь меня на несколько минут в начало очереди и подумаешь: «Да, это тот самый Анджей…»

Независимо от того, что случится, что ты решишь, и тогда мне будет казаться, что мы неразлучны.

«Inseparable…”

Это приходит тихо и неожиданно. Я читаю книжку, чищу зубы или пишу очередной репортаж. И это приходит.

Я внезапно начинаю думать о твоей верхней губе, либо о том, что ты написала недавно мне, или о твоих глазах, таких красивых, или о юбке, на которую я наступил в темноте у нашей кровати, или о твоих сосках, или о белизне твоего живота, или о стихотворении, которое я еще не прошептал тебе на ухо, или о музыке, которую мне хотелось бы послушать с тобой, или попросту о дожде, который бы лил па нас, а мы сидели бы под деревом, и я мог бы укрывать тебя от него…

И когда я об этом думаю, то так отчаянно тоскую по тебе, что мне хочется плакать. И я не уверен, то ли от этой печали я так тоскую, то ли от радости, что я могу тосковать.

Анджей Сараево, 18 февраля 1994 г.

В мае 1994 года Анджей пошел на рынок купить своей любимой клубники. И тут разорвалась бомба. Его похоронили на кладбище в Сараеве.

К тому времени они были знакомы больше восьми месяцев. Они поехали на Хель. Он собирался на заливе научить ее серфингу. Отправились утром в четверг. Погода была чудесная. В полдень остановились в пустынном лесном паркинге рядом с главной дорогой на Гданьск. Они сидели на скамейке, неряшливо сколоченной из досок. Внезапно он сел позади нее и стал целовать ее плечи. Через минуту расстегнул лифчик, снял, подал ей и обхватил ладонями груди, не переставая целовать плечи. Она помнит, что дрожала. От волнения, ожидания и страха, что кто-то въедет на паркинг. Но больше всего, наверно, от любопытства – что произойдет дальше. Потому что с тех пор, как она позволила ему делать с ее телом все, что он захочет, она никогда не знала, что произойдет дальше.

Вдруг он встал со скамейки, подал ей руку и потянул в сторону леса. Она бежала за ним. Так, как была. В платье, спущенном до пояса, с лифчиком в руке, с обнаженной грудью бежала следом за ним. Оказалось, недалеко. Сразу же за первыми деревьями он остановился. Снял рубашку, расстелил на траве и ласково уложил ее. С минуту он целовал ее в губы. Затем спустился между ног. Зубами снял с нее трусики и остался там. Она забыла, что они на паркинге, забыла, что их видно с лесной дороги. Забыла обо всем. Потому что с ним она обо всем забывала. Особенно когда он целовал ее там.

А он уже вернулся к ее губам. И в этот миг на паркинг въехал автомобиль. Они замолчали и лежали не шевелясь. Она повернула голову и все видела. Из машины вылез невысокий мужчина в костюме, подошел к багажнику, наклонился, и они услышали скулеж и увидели, как он вытягивает из багажника собаку. На шее у нее была толстая веревка, испачканная смазкой. Мужчина оглядел паркинг, проверяя, нет ли здесь кого. Потом подтащил скулящую собаку к ближайшему дереву. Он несколько раз обмотал веревку вокруг ствола и торопливо вернулся в машину.

Того, что произошло дальше, она не забудет до конца жизни. Анджей вскочил с нее как был. Подтянув штаны, он как сумасшедший мчался через кусты можжевельника к выезду с паркинга. Она встала, прикрыла платьем грудь и побежала за ним. В какой-то момент Анджей наклонился, поднимая камень. Он выбежал на шоссе перед едущим автомобилем. Остановился и бросил камень. Раздался звон стекла и визг тормозов. Анджей бросился на капот. Автомобиль остановился. Анджей слез с капота, рванул дверцу и выволок онемевшего, перепуганного водителя.

– Сволочь, как ты мог оставить ее там? Как мог?

Он тащил его за шиворот к тому дереву и повторял плачущим голосом: «Как мог?»

Зрелище было кошмарное. Анджей в крови, машина с разбитым окном и следами крови на белой краске, стоящая поперек дороги, обломки стекла, отчаянно лающая собака, клаксоны раздраженных водителей.

Не жрать !

i think i love u!

Скажи: ничего не было, нет.
Может быть, я поверю в это,
Если будет сказано с верой.
И не смогу найти двери,
Как будто я здесь в первый раз.
Не знаю значения стрелок,
Не понимаю, который час.

..мы с ним сидели в сквере, а вокруг было темно и желтые фонари.
у нас было шоколадное печенье
и, наверное, мы.

Хорошее утро. Прохладное. С ароматом крепкого кофе. с привкусом зубной пасты во рту. за окном- пасмурно. моё утро. определённо.

Я помню как я смотрела в твои глаза и про себя сказала: "Я люблю тебя"

А ты улыбнулся и вслух сказал: "Я тебя тоже…"

а ты ведь никогда не увидишь меня милой…сонной и домашней.

fuck me in Amsterdam?

он просто шёл, курил и нёс какой-то бред, а я, улыбаясь в пол, мечтала его трахнуть.