счастье запретное

fyodorova:

maarina:

Так красиво, аккуратно

danikus :

Читать оочень много. Многих это обломает, а кто-то прочитает. Хотя, можете и не читать, т. к. это вы посчитаете полным бредом, уверенн.

Затягиваясь в очередной раз уже доживающей свои минуты сигаретой, сидя на диванчике в гостевой комнате, согнув ноги в коленях и прижав их поближе к себе, закинув на подушку, хоть это конечно совсем не хорошо после такого класть свою голову на нее же, ложась спать, словно какой-то трансформер, поменявший свою стандартную форму в что-то подобное машине (или как там у них бывает), я смотрел в одну и ту же точку на стене.
Если на протяжении долгого времени не спускать глаз с одного и того же предмета, можно заметить, что окружаюие нас вещи не являются такими, как мы их видим постоянно, либо, что вы сходите с ума. Но я больше придерживаюсь первой точки зрения, будучи не готовым к сумасшествию, быть может, близжайшее время.
Ваза, стоящая на журнальном столике, которую уже долгое время никто не радовал цветами, словно растягивается в пространстве, старается стать больше, чем может на самом деле. Заметив такую странность, я сосредоточил свое внимание на ней и понял, что мне явно нельзя находиться долгое время в закрытом пространстве и в тишине, хоть последнее иногда кстати и бывает, может быть, даже полезным.

Как будто потерялось что-то определенное или определяющее, не знаю даже как выразиться лучше, что может заострить внимание. Все словно стало какой-то странной и в тоже время самой ординарной серой массой, какой-то субстанцией, собравшей в себя все окружение, никак не сочитаемое, совершенно разное и непохожее, и при этом не затронувшей ничего. Одинокость каждого отдельно взятого предмета, никак не связанного с другими, подталкивает на взаимодействие с остальными. Наверное именно так и появляется эта самая субстанция и возможно лишь в моей голове. Хотя я не могу утверждать, что просто никто этого не может заметить, будучи затянутым в эту же самую "воронку", не имея возможности какими-либо путями выбраться из нее, заранее заняв свое место в ней. А все это происходит благодаря тому, что материальный мир медленно поглощает нас.
Можно заметить, что появляется новая система взаимодействия человека с материальным миром: мы начинаем зависеть от предметов и вещей созданных нашими же руками, забывая, что это они, как бы это смешно сейчас не звучало, должны, наоборот, зависеть от нас. И только тогда, когда мы поймем, что вещи - это всего лишь вещи, всего лишь "бонус", а не способ существования, взгляд на предметы изменится.
И на самом деле, видение вещей такими, какими они и должны быть, это всего лишь "уловка" нашего сознания, которое пытается упростить всю сложность пустоты, которая в системе и создает что-то необычайно тяжелое для восприятия. Но это всего лишь организация, сконструированная пустотой, которая переполняет все сложные по своему составу и простые вещи. Она заполняет все: свободы выбора, выбора, мыслей, уничтожая всю оригинальность и индивидуальность человека, лишая смысла, упрощая детали, словно до открытого архива, разбитого по жанрам, на любой вкус, категориям, где вы можете найти решение любой проблемы, найти свою никчемную дорогу, поможет при поиске любых альтернатив
Пустота - основная составляющая сего сущего. Что может быть меньше всех этих молекул, атомов, электронов, протонов и подобных выше перечисленных излишеств преуспевающей науки? Ответ: ничего. Пустота, не более.
Но в сочетании это и есть та самая переполненная действительность, та реальность.
Пустота образует жизнь, переполняя ее, и мы ее часть. Но, желательно, хотя бы частично обособившаяся и управляющая окружением. Ведь, как и все существующее, пустота нуждается в контроле, благодаря которому она и становится управляемой, изменяясь каким угодно вам образом.

prosto-max:

Этот фильм навсегда.

И вот в его жизнь вторгается Она. Обычная девочка но из другой среды — и оттого выделяющаяся из серой массы в сельской школе.
" Девочка", — решил он. Несомненно, девочка, хотя Бог его знает, почему он так решил.
Она была примерно его роста — нет, чуть ниже, что он с удовлетворением отметил, когда она подошла.
— Меня зовут Лесли Бёрк.
Её не беспокоило, как её примут. Она стояла перед классом, разинувшим рты, а глаза её говорили:
" Ну вот, друзья мои, и я".

О н ощутил это раньше, чем увидел.
Кто-то его обгонял.
Он приналёг; смутно различил кого-то краем глаза; тот вырвался вперёд.
Он собрал все силы. Дышать было больно, пот заливал глаза, но "кого-то" он не видел, пока выцветшие обрезанные джинсы не пересекли линию на целых три фута раньше, чем он.
Сегодня он должен был стать чемпионом, самым лучшим бегуном четвёртого и пятого классов, а не победил и в первом забеге.

Т ам на самом берегу росла старая, разлапистая, словно краб, яблоня, с которой свисал привязанный кем-то и давно забытый канат.
Они по очереди принялись раскачиваться над глубоким оврагом. Стоял прекрасный осенний день, и если, раскачавшись, взглянуть вверх, казалось, что ты плывёшь. Джесс расслабился и глотнул яркие, ясные краски неба. Теперь он плыл, словно ленивое пухлое облако, взад-вперёд по небесной сини.

О н ей верил, потому что здесь, в тенистом свете неприступного замка, всё казалось возможным.
У них в руках был целый мир, и ни один враг, ни Гарри Фалчер, ни Ванда Кей Мур, ни Дженис Эйвери, ни собственные страхи и недостатки, ни воображаемые неприятели не могли их побороть.
Если в первые дни школьного года они избегали друг друга, то к октябрю беззаботно приняли свою дружбу.

В первые в жизни он вставал каждое утро, уверенный, что его ждёт что-то стоящее. Они не просто дружили с Лесли, она была его лучшей, весёлой стороной — дорогой в Терабитию и дальние края.
Он так и не уснул до утра. Лежал, слушал этот дождь и знал — сколько б там воды ни было, Лесли непременно захочет перелететь через речку.

В голове у него что-то завертелось. Он открыл рот, но во рту пересохло, и сказать ничего не удалось. Оглядывая лица, он просил у каждого помощи.
— Её сегодня утром нашли там, в речке.
— Нет, — сказал Джесс, обретя голос. — Лесли утонуть не может. Она хорошо плавает.
— Эта верёвка оборвалась, — неумолимо продолжал отец. — Должно быть, она разбила обо что-то голову.
Отец посмотрел на него.
— Мне правда очень жаль, сынок.
— Нет! — Джесс уже кричал. — Не верю! Ты врёшь!

— О на любила тебя, ты знаешь.
Знаешь, у Лесли, никогда не было настоящих друзей в старой школе.
Мы надеялись, что приехав сюда, она сможет…
Она сказала, что если бы не ты…
Ты самый лучший друг, который у нее был.
Спасибо тебе за это.

— В се пропало. Теперь, как в Библии говорится? Она отправится в ад?
—Я знаю о Боге далеко не все, но я уверен, что Он не отправит эту маленькую девочку в ад.
—Тогда я отправлюсь в ад, потому что это моя вина.
—Ты здесь ни при чем, не говори глупостей.
—Но это так. Я не позвал ее в музей вместе с нами. Я не хотел ее приглашать. И меня не было с ней рядом.
— Нет, нет. Это не твоя вина. Ты не виноват, сынок. Она ведь помогла тебе стать другим человеком? Это важнее всего. И ты никогда ее не забудешь.

Их дружба началась с того, что она разрушила его мечту, став самой быстрой бегуньей в пятом классе. А потом была страна Терабития.

Кэтрин Патерсон - Мост в Терабитию.

fyodorova :

the-love-letter :

fucktea :

loc-dog :

я целую ночь катался на лифте вверх-вниз,
я выжигал на паркете каракули через лупу,
я исписал все тетради словом на букву "…",
я шел в кафе и заказывал себе все блюда сразу,
я оборачивался в ковер и скатывался с лестниц,
я щелкал каналами всю ночь, пытаясь поймать 25-ый кадр,
я закапывал в нос все капли, которые смог найти в аптечке,
я принимал ванну в одежде и мокрый ложился спать с газетой на диван,
я доставал с полки словарь Даля и выписывал все незнакомые слова,
я ловил случайные машины, и высунувшись из окна, считал белые полоски на дорогах
я засыпал в автобусах и меня будили чьи-то руки,
рыскающие по моим карманам,
я вырезал из фотографий неприятные мне лица
и обклеивал ими рулоны туалетной бумаги,
я плевал в потолок из самодельной трубки,
пока у меня не закончились слюни и бумага,
я пытался найти свой пульс на запястье до его потери,
но так и не смог найти,
я звонил соседям снизу и умолял их не заливать меня по субботам,
я разбирал кубик Рубика на кубики и не смог собрать его обратно,
я разговаривал с голубем, который обосрал мой подоконник,
я рисовал на обоях динозавриков маминой губной помадой,
я делал педикюр собаке и покрывал его гуашью,
блять.я так скучал по тебе.

Будний день. Пятница. Ресторан. Ты и Я. Романтичная обстановка. Как в кино. И тут… официант, принес меню.

- Будете заказывать?
Он: - Вино. Белое. Полусладкое. Или… красное. Горькое. 1987 года.
Она: - Каппучино. Черный. Долька лимона. Ложка сахара.
- Что-нибудь к каппучино?
Она: - Нет. Ненавижу сладкое.

Ушел… Музыка.Она прекрасна. Взгляд. Вопрос.
Он: - Скажи, почему такой заказ? Это имеет отношение к тебе?
Она: - Черный – как мои глаза, пропасть, невозможно выбраться. Долька лимона – горькая как моя душа. Ложка сахара – сахар тает, он не вечен, но кардинально меняет вкус. А ты? Полусладкий и горький, странно.
Он: - Да так… Неважно.

Ровно через месяц, в пятницу, я проснулся и не увидел её рядом. Она ушла как раз тогда, когда я понял, что она единственная. Оставив записку – «Каппучино. Черный. Долька лимона. Ложка сахара… Он не вечен, но кардинально меняет вкус»…
И так прошел год. Не заводил отношений, не хожу в клубы вообще никуда и только каждую пятницу хожу в тот ресторан, каждый раз с новой, что бы показаться перед тобой. Каждый месяц, в пятницу, видел её, с новым кавалером. Каждый раз один и тот же заказ как и она тогда заказала и заказывает до сих пор.

Пятница. Ресторан. Я. Еще неделя и она появится тут. Официант. Заказ. Каппучино. Черный. Долька лимона. Ложка сахара.

- Извините Сэр. Я хотел спросить. Этот заказ вы делаете уже год, после того ужина с девушкой. Я тогда обслуживал вас. Каждую пятницу обслуживаю вас и каждый месяц её. Так почему вам не заказать что-то другое? Может, уже поставите точку? Все бессмысленно.
Он: - Хм… А знаешь, принеси мне Вино, белое, полусладкое, и… красное, горькое, 1987 года.

Белое – потому что ты прекрасна, оставила след. Полусладкое – потому что я тебя и знаю, и в тот же момент нет. Красное – потому что ты как оно, горькое. 1987 – долгий настой, самый прекрасный вкус, незабываем.
Я все знал. Еще до знакомства. Да, ты была моей целью. Все говорили недоступна. Я люблю рисковать и ломать крылья, таким как ты. Но произошло одно маленькое «но»… Черные как твои глаза – бездна, выбраться невозможно…. Ты думала, только я в нее упал, но ты не заметила слезы на щеке когда уходила? Не заметила, что каждый раз ты смотришь на меня, а не на кавалера? Думаю ты все поняла. 1987 – долгий настой, самый прекрасный вкус, незабываем. Это про себя. Я упал в бездну, а ты не забыла.