study hard, party harder

Любовь любому рожденному дадена, —
но между служб,
доходов
и прочего
со дня на день
очерствевает сердечная почва.
На сердце тело надето,
на тело — рубаха.
Но и этого мало!
Один —
идиот!—
манжеты наделал
и груди стал заливать крахмалом.
Под старость спохватятся.
Женщина мажется.
Мужчина по Мюллеру мельницей машется.
Но поздно.
Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет,
поцветет —
и скукожится.

В. Маяковский, 1922 год

И сколько раз в день проносится в голове "Не навязывайся, не навязывайся, не навязывайся…"

" Есть одна особенность, которая свойственна прежде всего образованным людям. Она называется «синдромом самозванца». Согласно медицинскому описанию, это «психологический феномен, при котором человек не способен адекватно принимать собственные успехи». Он чувствует себя обманщиком, который все делает наугад, а на самом деле даже не понимает, чем занимается."

Попов."Осенние люди".
Закружился в диком танце осени, спрятал под листвой дороги, перепутал всё на свете листопад. Хорошо бродить, утопая в листве. Хорошо набирать её полные руки, заставлять кружиться вновь и вновь, осыпая голову, плечи…
- Скажи что-нибудь грустное.
- Осенние листья.
- А грустнее?
- Осенние звёзды.
- Грустнее осенних звёзд бывает?
- Осенние птицы.
- Дедушка, есть осенние люди?
Его давно нет на свете, моего деда, а как прижмёт, защемит, - забываю, что нет. Мой добрый, мой умный дедушка живёт во мне. Он мой остров, мой материк, моя Земля.
- Дедушка, есть второе дыхание, а любовь бывает вторая? Ответь, дед, мне это очень нужно.
- Если ты мне скажешь: первая звезда, - я пойму. Это начало счёта, это надежда на звёздное небо.
- Дед, ну причём здесь звёздное небо? Ты прямо ответь, бывает или нет?
- Если ты скажешь: первое блюдо, я пойму – хочешь кушать и надеешься на второе и третье. Но когда говорят: первая любовь, - я не понимаю, что это? Начало счёта или надежда на вторую и третью?
- Дед, я, наверное, старею, мне хочется быть счастливым.
- Глупый ты ещё. Пойми, внук. Маму, Родину, Любимую не нумеруют.
- Дед, она не любит меня.
- А ты сам как к себе относишься?
- Плохо, дедушка, совсем плохо.
- А летать ты пробовал?
- Дед, средний я, серый, какие там полёты.
- Объясни, такого не понимаю.
- Дедушка, ты не представляешь, как трудно быть средним. Чувствовать себя щенком перед слонами и понимать – они это знают. Сознавать себя собакой перед мышами и знать: они этого никогда не поймут. Я ненавижу себя, иногда хочу стать мышью – их не обижают, они маленькие. Шмыгаю я, дед.
- Она тебя замечает?
- Никто я для неё. Моя жизнь – ожидание кости. Иногда меня гладят, а я не знаю, что делать: лаять или лизать руку, которая гладит, а может ударить.
- К себе не подпускай, вешай объявления на столбах.
- Шутишь, дед, какие объявления?
- Продаётся собачья шкура.
- А если придут за шкурой?
- На вырученные деньги купишь скрипку.
- Зачем мне скрипка, дед?
- Станешь играть любимой.
У меня нет родной деревни – мне некуда ехать, у меня нет отчего дома. Моя отчизна – мой дедушка, его слова, его мысли. Он учил меня любить, видеть, думать, хотел научить летать, но не успел.
Мы ходили с ним среди сосен и смотрели в небо. Дед говорил о каждой звезде, а ещё мой дедушка был влюблён в луну. Он знал о ней всё.
Как-то сказал:
- Одни учёные утверждают: лунные кратеры – остатки потухших вулканов, другие доказывают – следы метеоритов. Я уверен, лунные кратеры – застывшие взгляды великих. Вот очи Пушкина, а здесь глаза Блока, дальше – взор Бунина, а прямо перед тобой - Маяковского. Луна – музей любви человека. Но чтобы попасть в этот музей, нужно любить так, чтобы сгорать, как метеорит, с ума сходить, как вулкан!
- Не получается у меня, дед.
- Что не получается?
- Ничего не понимаю, во всём запутался. Дедушка, а кто они такие - осенние люди? Может, я и есть осенний?
- Нельзя мне все вопросы решать за тебя, есть такие, на которые ответишь только сам.
- Ой, дед, завидую я тебе.
- Это не так уж и плохо, я интересно жил.
- Дедушка, а как дальше мне, что делать?
Засыпая, я вновь услышал его голос:
- Внук, так хочется, чтобы ты знал: дед твой жив! Жив твой дед!
Я встал, открыл форточку и заорал на всю улицу, во всю ночь:
- Люди, жив мой дед! Мой умный, добрый, осенний дед! Мой остров! Моя Земля!