Я не люблю людей, пропитанных страданиями, а от многих этим запахом несёт за километр. Разве можно это объяснить? Но есть люди, источающие аромат боли и груза переживаний. Он похож на запах сырой земли. Как это иронично, когда человек пахнет последним пристанищем своей туши. Такие люди подобны омуту, но без чертей. Зато в нём есть руки, обвитые тиной, тянущие свои худощавые пальцы. Я бы не рискнул совать туда даже палку. Но погружение в омут неизбежно, ведь страдания заразны.
Он говорит, что страдание — это порок человечества, который каждый носит в себе с самого рождения. Он уверен, что выглядит оно как клубок плотоядных червей, пожирающих носителя изнутри. И что им нужна свежая пища, когда старая начала подгнивать. Он прав.
И речь совсем не о пессимизме. Искривлённая призма понимания извратила представления о пессимистах, превратив их в вечно недовольных злодеев, когда пессимизм означает лишь понимание того, что жизнь — не сахар и в ней бывают провалы и потери.
Между тем, страдания — это культ, в котором "жрецы" обязаны испытывать лишения, боль, тревогу, но искренне веря, что это делает их сильнее и улучшает жизнь. Вся русская классическая литература базируется на этом культе. Именно его впитывают со школьной скамьи, а затем передают другим. Однажды страдания станут привычкой и частью жизни. Тогда человека начнёт настораживать любое спокойствие и размеренность, ведь так быть не должно, нужны переживания, драма, волнения. Попасть в этот культ можно всегда, а вот покинуть лишь ногами вперёд. Посему я осторожен с такими людьми, ибо они слишком бережно лелеют свои "испытания", уверяя, что это послал бог, Вселенная, карма, да кто угодно и разницы нет, ведь нужно превозмочь и вот тогда наступит Нирвана.
Страдания — это смерть в миниатюре. Слёзы и горечь пережитого истлевшей плотью сползают, обнажая кости под монотонный реквием бытия, а в опустевшем взгляде мечется ветер, завывая над могилами. Не всем дано с декадентским наслаждением принять собственную смерть на тоскливом фоне всеобщей. Но всем дано через страдания ощутить нехватку чего-то, чем не удалось сполна насладиться, мучительную тоску по времени.
И этот роковой круговорот судорожного и моментального саморазрушения не должен прекращаться, дабы, глядя на страдания одних, другие не закладывали фундамент для собственных. И в этом вся двойственность русской классики, когда первых она учит страдать, а вторых учит не страдать. Первые вырастают и "не пьют зарю, словно чашу воды ключевой, не вкушают закат, словно вечернюю трапезу". Они просто пьют, а главное говорят, ищут смысл в прошедшем дне и молятся на светлое завтра.
Он со мной согласен.
Но соседство с плотоядными червями — плохая затея и заранее проигрышная. Он говорит, что тело под землёй съедают его же черви, которым больше нет нужды скрываться внутри, они могут выбраться и, не стесняясь кого-либо, доесть то, что им любезно предоставили.
Я с ним согласен.
