— Почему каждый раз, как только ты видишь его, в твоё сердце чёрной змеёй вползает ненависть? Он ведь не виноват. Если и винить кого-либо, то точно не его.
— Он чуть не забрал мою мать на тот свет. Он отнял её любовь от меня. Его одарили тем детством, которое должно было быть у меня. Что ты предлагаешь? Смириться? Жить дальше? Да я смотреть на него не могу. Я бы задушила его собственными руками, если бы была сильнее и не боялась исхода.
— А полгода назад ты говорила мне о том, что смирилась, что готова принять его как своего родного брата. К чему были эти слова?
— Я не знаю. Временами меня всецело охватывает злоба на него. Причины я сказала выше.
— Угомони бурю эмоций внутри и подумай о том, что это выбор твоей матери. Не его выбор. Хочешь обвинять — обвиняй её, а не его.
— Я виню обоих.
— Ты попусту растрачиваешь силы и нервы. Стоит ли пятиминутная злоба ненависти на протяжении целой жизни? И ведь знаешь же, что не стоит, но по-прежнему продолжаешь вести свою политику. Скажи, ты действительно настолько тупая, или притворяешься?
— Я просто устала. Не обращай внимания.
— Снова отговорки.
— Нет. Это действительно так. Мне это так сильно надоело, что выть от досады хочется. Тебе не понять.
— Разумеется. Твоя — человеческая — природа меня обошла стороной и благо. Расслабься, возьми себя в руки и прими всё как есть наконец. Вечная ненависть к младенцу по необоснованной причине может завести в яму в конце концов.
— Сегодня ты на удивление спокойно рассуждаешь. Неужто ты испытываешь к нему жалость или что-то вроде того?
— Нет. Совершенно ничего не чувствую. Я просто убеждён в том, что он не виноват. Это новая жизнь, не запятнанная ещё окружающим миром. У него есть шанс вырасти мудрым человеком, который будет распоряжаться жизнью достойно.
— Ровно как и у других детей.
— Ну давай, пожалуйся ещё, что тебя это обошло стороной.
— Не затрагивай эту тему.
— Конечно, ведь стоит мне заикнуться, то ты сразу готова голову о стену разбить. Мне это нравится, знаешь ли.
— А мне — не особо.
— Я заметил. Так вот. Оставь его в покое, иначе он рискует так же, как и ты, разговаривать сам с собой, запершись в комнате. В полной тишине и изоляции от внешнего мира закрытым окном, задёрнутыми гардинами. В темноте. Ты ведь понимаешь, что медленно сходишь с ума?
— Разумеется. Но пока у меня есть ты, я чувствую себя по-настоящему живой.
— Оставь ребёнка в покое.
— Я постараюсь, конечно же, но не обещаю ничего. Я не настолько ещё сильна, чтобы приказывать деструктивным эмоциям уйти.
— Научишься. Всему своё время.
— Однажды может стать поздно.
— Ты ничего не сделаешь ему, я уверен. Совести не хватит. За убийство младенца полагается одно из страшнейших наказаний и ты его получишь, если свершишь это.
— Я не свершу.
— Ещё бы. Ты намного разумнее, чем говорят о тебе твои эмоции. Руководствуйся только голосом разума.
— Тебя, что ли?
— Да хоть бы и меня.
— Ещё не хватало.
— Надо же. Интересно, раз «ещё не хватало», так что же ты постоянно ко мне прислушиваешься?
— Да потому что ты всегда прав. Вот и всё.
— Какая же ты, всё-таки, противоречивая тварь.