вновь и вновь я покупалась на этот трюк -- открыть окно, когда за ним всё стихает, когда ночь наследует всю власть дня. спящие не знают, что тьма имеет цвет сепии: зелёная желтизна, будто детская неожиданность, снятая на плёнку, окутавшая весь город. если смотреть с самого неба, взглядом накрывающей тьмы, оставался нетронутым лишь прямоугольник моего дома и дома напротив. так фантазия тешила мои глаза, каждый раз, когда я вглядывалась в оппозицию за окном, и мне казалось, что мы ведём первую за всю историю неприкасаемую войну, главной целью которой было победить врага бездействием. ставила я уж точно не в пользу своей стороны. кривые стены моего дома, скрипящие потолки и пол внушали не ужас, а напоминание о слабости, которая однажды выльется в сокрушение всего здания, вероятно, без его ведома. как протагонист, я должна была понимать необходимость стать сильной, хотя бы во имя хилой обстановки? всё, что я делала, -- курила, отправляя дым последней сигареты в самую высь, в космос. я правда верила, что хоть кто-то из нас свободен. отпуская дым, на мгновение я ощущала и свой полёт, постепенно растворявшийся в воздухе. но ощущение сменялось пониманием: если темнота и решала освободить прямоугольное пространство, то для того, чтобы лишний раз напомнить, что мы заперты. на самом деле два дома были полем для эксперимента, накрытые куполом, защищающим от окружающей сепии. здесь окрашивал воздух лишь тусклый оранжевый. и он тоже был напоминанием.

наступал рассвет, сближения с его чужеродностью мне не хотелось. а он всё близился, лучами солнца открывающий дорогу, дома, тем самым показывая, что сепия отступила, приглашая наружу детей, спешащих в школу. моя последняя сигарета пала жертвой их первого сентября.