Говорят, лучше писать письма, даже если никогда их не отправишь. А написать я могла бы много кому.
Просто думаю, в продолжение все той же темы прошлых двух постов, думаю: дело не в том, что ты считаешь мои истории выдумками и борьбу - истерией; не в том, что ты ломаешь копья о факты и переходишь на личности, лишь бы не признавать свою неправоту; не в том, что ты лжешь - неумело, горделиво, но как есть; не в том, что "все маньяки - убийцы", а "все жертвы - в больнице"; не в том, что мои отношение "детские", а твои, простите, уже второй раз тайные игрища - это очень по-взрослому; не в том, что я из ведущей подруги превратилась в подругу отсутствующее-самостоятельную; и не во многом другом. Дело только в том, что осталась видимость общения. Видимость интереса. Видимость поддержки. Осталась привязанность, привычность, родство некоторого рода, но что оно значит при всех вышеперечисленных? Все люди так или иначе очерчивают свой мир, ограничивают его, чтобы не взорвать голову. Но как это делаешь ты, отсекая, не признавая, да просто аннигилируя все то, что не вписывается в уже устоявшийся ход твоих мыслей, твоей хитроумной логики. Ты любишь быть особенной, любишь, чтобы тебя выделяли как кого-то особенного, но правда в том, что в нас нет ничего особенного. Мы выросли в то время, когда некоторые признаки самости еще не были потеряны, но это не особенность - это условие. Ты не особенная, я не особенная. Мы те, кто мы есть, но индивидуальности в этом не так уж и много, как и в наших вторичных выходках.
It's like we just can't help ourselves
'Cause we don't know how to back down
We were called out to the streets
We were called in to the towns
And how the heavens, they opened up
Like arms of dazzling gold
With our rain washed histories
Well they do not need to be told
Show me now, show me the arms aloft
Every eye trained on a different star
This magic
This drunken semaphore
And I
We are listening
And we're not blind
This is your life
This is your time
I was called out in the dark
By a choir of beautiful cheats
And as the kids took back the parks
You and I were left with the streets