Все, что на душе, пакет изречений или небольшие итоги двухнедельной рефлексии be like:
Самый необычный (но вынужденный) режим сна в моей жизни: ложусь в восемь вечера, встаю где-то в районе двух ночи, настроенная на кардинальность и решительность во всех сферах жизни (кроме дел сердечных, они почему-то всегда выпадают из приоритета).
Слишком много отвлекаюсь на незначительное, необходимы максимальная концентрация, сосредоточенность и усидчивость (с последним были проблемы столько, сколько я себя помню).
Гулять по городу одной прекраснее, чем с кем бы то ни было. Быть одной – успокаивает. Нет нужды в маске, идиотской улыбке и разговорах (кроме тех, что внутри).
Мозоли на ногах не препятствуют долгой ходьбе, особенно, когда нет места, где бы ты хотел надолго засесть.
Можно ассоциировать себя с гранитом, но чувствовать себя калькой, разбросанной по пыльному асфальту.
Люди, на которых ты раньше полагался (и как ты считал, единственные, на кого ты можешь полагаться), перестали быть точкой опоры. Ты думал, что закрываешь их тыл, а они со своей стороны прикрывают твой, но как оказалось, твой тыл прикрыт гораздо хуже, чем ты мог себе когда-либо представить.
Мое плохое зрение – источник половины проблем в моей жизни, другую половину проблем вызывают – язык, который не может молчать, когда мудро молчать, и гордыня, которая создает призму всей моей жизни.
Хочешь создать что-то новое, так сосредоточься на строительстве нового! Хватит бороться со старым и тащить его за собой по жизни, оно устарело и уже давно не актуально.
Легко критиковать других людей и быть язвительной, ничего собой не представляя. Больно признавать, ой, как больно.
Процесс определенно важен, но он не имеет смысла и ценности, коли не ведет к результату, который ты желаешь получить в итоге.
Утрачиваю способность плакать навзрыд.
Просто обязана записаться на секцию боевых искусств, как только представится возможность, неважно каких, главное способных научить меня разбивать носы.
Я могу сколько угодно сомневаться, колебаться, быть нерешительной, бояться поражения, бояться быть побитой, разбитой, слабой, униженной, но никому нет до этого дела. Миру нет до этого дела.
Нет борьбы яростнее, чем та, что происходит внутри головы. Эгоизм, конформизм, здравый смысл и юношеский максимализм сражаются не на жизнь, а на смерть, оставляя после себя «Апофеоз войны» Верещагина и «Крик» Мунка.
А, и напоследок: «Нет ничего, что имело бы силу, кроме того, чему вы эту силу даете».