Звонит ближе к полвторому, подобен грому. Телефон нащупываешь сквозь дрему, И снова он тебе про Ерему, А ты ему про Фому.

Сидит где-то у друзей, в телевизор вперясь. Хлещет дешевый херес. Городит ересь. И все твои бесы рвутся наружу через Отверстия в трубке, строго по одному.

«Диски твои вчера на глаза попались. Пылищи, наверно, с палец. Там тот испанец И сборники. Кстати, помнишь, мы просыпались, И ты мне все время пела старинный блюз?

Такой – уа-па-па… Ну да, у меня нет слуха». Вода, если плакать лежа, щекочет ухо. И падает вниз, о ткань ударяясь глухо. «Давай ты перезвонишь мне, когда просплюсь».

Бетонная жизнь становится сразу хрупкой, Расходится рябью, трескается скорлупкой, Когда полежишь, зажмурившись, с этой трубкой, Послушаешь, как он дышит и как он врет –

Казалось бы, столько лет, а точны прицелы. Скажите спасибо, что остаетесь целы. А блюз этот был, наверно, старушки Эллы За сорок дремучий год