нет, придется все рассказать сначала, и число, и гербовая печать; видит Бог, я очень давно молчала, но теперь не могу молчать – этот мальчик в горле сидит как спица, раскаленная докрасна; либо вымереть, либо спиться, либо гребаная весна. первый начал, заговорил и замер, я еще Вас увижу здесь? и с тех пор я бледный безумный спамер, рифмоплетствующая взвесь, одержимый заяц, любой эпитет про лисицу и виноград – и теперь он да, меня часто видит и, по правде, уже не рад. нет, нигде мне так не бывает сладко, так спокойно, так горячо – я большой измученный кит-касатка, лбом упавший ему в плечо. я большой и жадный осиный улей, и наверно, дни мои сочтены, так как в мире нет ничего сутулей и прекрасней его спины за высокой стойкой, ребром бокала, перед монитором белее льда. лучше б я, конечно, не привыкала, но не денешься никуда. все, поставь на паузу, Мефистофель. пусть вот так и будет в моем мирке. этот старый джаз, ироничный профиль, сигарета в одной руке. нету касс, а то продала бы душу за такого юношу, до гроша. но я грустный двоечник, пью и трушу, немила, несносна, нехороша. сколько было жутких стихийных бедствий, вот таких, ехидных и молодых, ну а этот, ясно – щелбан небесный, просто божий удар поддых. милый друг, - улыбчивый, нетверёзый и чудесный, не в этом суть – о тебе никак не выходит прозой. так что, братец, не обессудь. (с) Вера Полозкова