Его брат проявляет шизофренические наклонности и совершенно не хочет поговорить об этом и создать хотя бы видимость того, что всё немного в порядке. Сэм не умеет и не хочет держать всё под контролем, более того, он даже не пытается, зная, что если он попробует, всё развалится куда с большей вероятностью, нежели, если он останется в стороне.

В день стекла и света, когда Сэм пробует поговорить с братом, чинящим развороченный скелет машины, он становится свидетелем таинства, в которое до этого времени никогда не бывал посвящён. Он видит ярость Дина. Неприкрытую и постыдную. В ней есть что-то, от чего Сэм сжимает вспотевшие руки в кулаки. Что-то, что заставляет его чувствовать беспомощность, будто ему снова шесть и он расшиб колено. Динова ярость выплёскивается, ломкая, повисает в воздухе, и если бы Сэм мог ощутить её, то она бы уже битым витринным стеклом пробороздила его горло. Сэм знает, что Дин теряет контроль над собой, ситуацией и временем. Всем. Дин теряет контроль надо всем и именно сейчас не стремится к тому, чтобы кто-то понимал его. Или жалел его. Ничто из перечисленного ему не нужно, он крутой охотник, он старший. Это неоспоримо. Птицы не падают с небес. Дин Винчестер не рыдает на плече своего младшего брата. Но Сэм знает, Дин хотел бы, чтобы сейчас он оказался на горячем, поцарапанном капоте, хотел бы почувствовать его кровь снаружи близко к его, кипящей, почти проступающей через поры.

И это не имеет никакого отношения к насилию.
Или гневу.
Это имеет отношение к разделению боли.

Но Дин предпочитает уродовать машину. Она ведь тоже вышла из-под контроля. Как и всё остальное. И, как и всё остальное, она заслужила его гнев. Сэм примерно знает, как выглядело бы всё сейчас, если бы они были нормальными. Много тонких и смятых как бумажные пакеты слов и размокающий стакан кофе из больничного кафетерия. Скрип пододвигаемых кушеток. Мелодраматичное «всё будет» и надёжное, но лживое «хорошо». Однако всё иначе. И может быть, даже честнее до определённого момента.

Хотя, Сэм полагает, что было бы честнее кататься в пыли и осыпать друг друга ударами. Он знает, что никто из них не виноват, но потребность винить кого-то естественна как презумпция невиновности для убийцы. Сэм отворачивается от брата, вокруг которого свет, стекло и ярость.