Когда на выжженном плато лежал я под стеной огня,

Я думал: слава богу, что ты так далеко от меня,

Что ты не слышишь этот гром, что ты не видишь этот ад,

Что где-то в городе другом есть тихий дом и тихий сад,

Что вместо камня - там вода, а вместо грома-кленов тень

И что со мною никогда ты не разделишь этот день.

Но стоит встретиться с тобой, - и я хочу, чтоб каждый день,

Чтоб каждый час и каждый бой за мной ходила ты как тень.

Чтоб ты со мной делила хлеб, делила горести до слез,

Чтоб слепла ты, когда я слеп, чтоб мерзла ты, когда я мерз,

Чтоб страхом был твоим - мой страх, чтоб гневом был твоим - мой гнев,

Мой голос - на твоих губах чтоб был, едва с моих слетев,

Чтоб не сказали мне друзья, все разделявшие в судьбе:

— Она вдали, а рядом - я, что эта женщина тебе?

Ведь не она с тобой была в тот день в атаке и пальбе.

Ведь не она тебя спасла, - что эта женщина тебе?

Зачем теперь все с ней да с ней. Как будто, в горе и беде

Всех заменив тебе друзей, она с тобой была везде?

Чтоб я друзьям ответить мог: - да, ты не видел, как она

Лежала, съежившись в комок, там, где огонь был как стена.

Да, ты забыл, она была со мной три самых черных дня,

Она тебе там помогла, когда ты вытащил меня.

И за спасение мое, когда я пил с тобой вдвоем,

Она - ты не видал ее - сидела третьей за столом.

Константин Симонов. 1942.