И, если ты уйдешь, – я не умру.

Я знаю: от любви не умирают.

Я знаю: я же падала, сгорая,

И думала – не поднимусь к утру.

Но поднялась. (И даже той же ночью)

Припала лбом к оконному стеклу.

Себе чужая. В розовой сорочке

Мои ль босые ноги на полу?

Моим – всегда до слез любимый голос

Твердил: «Простынешь. Тапочки надень.»

Стою. Молчу. Вот-вот проснется город.

Вот-вот на горло мне наступит день.

И нужно будет жить. Тоска прощаний

Увы, не избавляет от проблем.

О той любви восторженно-печальной

Пытливый мальчик, ты спросил зачем?

К чему тебе мои воспоминанья?

От той меня ты не найдешь следа,

Теперь я избегаю обещаний

И всякий раз прощаюсь навсегда.

Но ты моим молчанием измучен,

Ты хочешь истины, так вот она – лови:

Обжегшийся на молоке научен

На воду дуть. И я боюсь любви

Твердя: «Не сотвори себе кумира!,

Поскольку им и будешь ты убит.»

Но так уж повелось с начала мира –

Запретный плод и гениев манит

И дураков. А я посередине –

Всего-то женщина – изменчива, как дым

И вот уж губы забывают имя

Его. И наполняются твоим.

Но я теперь мудрей и осторожней

Прости меня. Я приняла игру.

И если ты уйдешь, что так возможно,

Я, дай-то Бог, быть может, не умру…