Тут меня лично выручает определенная наивность и подавленное самолюбование — нужно всегда понимать, что при решение любой сверхзадачи, ты остаешься маленьким человеком с маленькой буквы. Просто мыслящий мусор, чуть более дерзкий, чем обычно.

___

Арнольд: Примечательный эпизод случился с первым гостем «матушки-России», Штефаном Кнаппе из Troum, тогда еще Maeror Tri. Он сам виноват, попросил показать страшные места, которые нас вдохновляют», мы привели его в одно из мест силы, на изгиб железной дороги в лесу, где случился один из последних случаев в карьере серийного убийцы Ряховского — по этому полотну он несколько километров преследовал школьника, которому не повезло в этот день выйти покататься на лыжах. Преследовал и настиг именно там, жуткое место. И оно сразу себя показало, Штефан плотно познакомился с Россией — сначала с оборотнями в погонах, затем с нашими местными гопниками. На следующий день мы встретились на квартире, где он остановился, у Штефана был день рождения и он, изрядно уже обрусевший с радостью принимал подарки: водку, балалайку и сборники вечного шансона. Штефан похоже, все четко и сразу понял, а вот его девушка, уроженка бывшей ГДР — нет. Ее пугали менты, гопники, наши свежие лица, обилие водки и страшный голос Славы Медяника. А уж когда мы под соответствующую песню стали посвящать его в уголовную мифологию, она, формально понимавшая по-русски, испугалась окончательно — отгородила угол комнаты огромным диваном — никто бы не заподозрил в хрупкой девушке столько силы! — утащила за диван изрядно пьяного Штефана и остаток ночи охраняла его, вооружившись скалкой и молотком для отбивания мяса. Мы, театрально насупившись, ходили вдоль дивана, делали вид, что страшно боимся скалки и нарочито грубыми голосами вызывали Штефана для «прописки» и уроков «настоящей тюремной джиги». Штефан порывался вылезти из убежища и «примкнуть к тюремному братству», сходу и четко «разъяснив» для себя границы стереотипов, девушка же его стояла насмерть, свято веря, что в этой дикой и страшной стране так и живут. Сжалившись над ней, мы скоро разошлись, а она долго еще кричала нам из раскрытого окна что-то явно нелюбезное. Из-за ее плеча высовывался Штефан и проказливо кричал «Мать не продается, а в жьопу не дается!». Было понятно, что Россию он еще не понял, но уже полюбил.