"радость моя, начало моих начал.
дай мне уснуть и выспаться. дай мне сил,
чтобы не биться волнами о причал."
Мой синеглазый Питер Пэн, инфантильность тебе к лицу и лучше, чем кому-либо. А безразличие — отнюдь.
"Я же тут, рядом, близко, меня позовешь — я повернусь и изображу, что мне совсем ничего не страшно. Только бы ты улыбался, только бы было спокойно."
Я же, правда, тут, совсем под крылом твоим, обернешься — и тут же найдешь меня. Позовешь — я буду рядом, и весь мир по колено. Только позови меня, без твоего голоса здесь щемяще срашно, словно за щиколотку кто-то схватил.
Ты колешь больнее всех — прямо в точку самолюбия, и бьешь поддых — в потребность нужности. Это, знаешь, сбивает с ног: ощущать себя выше всех на твоем пъедестале, чувствовать захватывающие высоты твоей игривой искренности, наполнять каждую клеточку надеждой, а затем резаться звуками твоего голоса от дикого тебянехватания, от твоей бессловесной поступи мимо. И все.
И потом, конечно, становится все равно. Не на тебя, [не]мой синеглазый картавый мальчик, — ты ссаднишь у меня под горлом огромным комом и ноешь убитыми бабочками в груди.
"если город накроет снегом, брось себя зря морочить.
это зима. это повод остепениться.
это повод забыть про того, кто тебя не хочет."
Выживаю стихами, книгами и вымоленными объятиями. Никто никому ничего не должен, слышишь? А я слышу. Я не имею права ни на один твой волос, мой ничейный и всехний, мой до боли чужой человек. Ты скалишься улыбкой и ничего не видишь, отказываешься придавать значение чему-либо в
твоем настоящем. "Блаженны забывающие, ибо не помнят они своих ошибок".
О, если бы ты только знал!