У меня раньше была такая комната, в ней сидели все мои обидчики. Родственники, так называемые друзья и другие официальные лица. В эту комнату я заходила каждый день перед сном. Люди там сидели по стеночкам на узких неудобных лавочках, и всем им я рассказывала, что они потеряли и как им теперь предстоит искусать собственные локти. Они сидят, а я захожу. Очень красивая, очень. Тонкая, с хрупкими запястьями, летящие волосы, в глазах успех. Они все, глядя на меня, очень сожалеют, просто очень. Разговоры с ними точно не помню, но суть в том, что отвечаю им всем хлестко, иронично, с хорошо поставленным юмором. Они теряются, что мне сказать. А что скажешь?<…>
Или я пою песню на сцене, какую-нибудь очень красивую песню, танцую при этом невероятно, как Майкл Джексон в клипе «Jam», очень красивая, запястья еще тоньше, в глазах отражения каждого лица, сидящего в этом чертовом зрительном зале, где собрались мои обидчики. Бенефис «Я же вам говорила!», торопитесь, билетов нет вообще.
Собственно, к чему я? Недавно в свой день рождения я получила одну эсэмэску. В ней были поздравления от одного человека. Я читала эту эсэмэску и думала только об одном: как же жалко, что она не пришла много лет назад. Как же жалко, потому что вот сейчас я уже ничего не чувствую, ничего. Я и не заметила, когда закончилось чувство ужасной обиды, которое не должно было закончиться никогда. Нет радости, волнения, нигде не вспыхнуло и не зажглось.
И тут я вспомнила про ту комнату. Я туда сто лет не заходила. Что в ней теперь? И обнаружила, что в комнате пусто вообще. Оказывается, уже не осталось никого. И вот эти огромные чемоданы обид – они тоже пустые. Я давно уехала из места, где тщательно упаковала ручную кладь, мои попутчики уже вышли на своих станциях, а им все кажется, что мы в одном вагоне на соседних полках.
<…>
И даже когда моя мама говорит что-то такое, что несовместимо с жизнью, то я думаю, что очень хотела бы, чтобы мои дети мне все прощали. Любое слово, особенно когда стану старая и буду говорить что-то такое, что несовместимо с жизнью.
Пусть нам прощают так, как прощаем мы. Потому что мы тут все ужасно слабые и падкие на мелочные поступки. И не надо носить с собой эти дурацкие чемоданы. Хотя бы потому, что если руки заняты чем-то плохим, то в них невозможно взять что-то хорошее.