Просьба об исцелении его несчастной души звучала как мольба в храме об убежище. Прошлое, ломающее каркас некогда сильного духа, всем своим весом навалилось на него. Никто не мог принять его со всем тем, что у него было. Но было ли у него еще что-то кроме его навязчивых воспоминаний? Ни настоящего, ни будущего…?
Слёзы его были чисты как утренние молитвы о прощении грехов, а ледяной воздух, наполнявший комнату снежной прохладой, причинял боль при вдохе.
Но было в его жизни нечто случайно прекрасное. Оно появилось неоткуда и, пробежавшись по всем клеточкам умирающего тела, оживило его.
О! Если бы он мог быть с ней рядом каждый день. Просто обнимать её, просто слушать её дыхание, просто чувствовать её губы… Он у неё просил убежища. Она была для него храмом. Для неё были его молитвы и… она сама была священным словом. В её глазах отражался весь мир, вся вселенная, вся истина, которую затейливо скрывает мироздание.
И она приютила его. Обездоленного, несчастного и такого влюбленного. Влюбленного в каждую частичку её души и тела. Влюбленного в то, чем они становились, когда их голоса сливались в длинной райской песне…. Она исцеляла его.
Ваша William London