Первый — высокий, в длинном кожаном пальто, в каждом его движении сквозит хищная грация дикого зверя. Второй всего на несколько дюймов ниже, но разительно отличается от своего спутника, движется более свободно и уверенно.
— Я Дин, — говорит он, вступая в круг света от костра. Сердце Дэниэла подпрыгивает в груди и начинает бешено колотиться. Свет падает на лицо Дина, и Дэниэл видит, что он красив: полные губы и высокие скулы, легкая щетина на точеном подбородке. На висках заметны несколько серебристых прядей, которые постепенно сливаются с русыми волосами, прежде чем исчезнуть под шляпой.
— Это Сэм, — добавляет Дин, кивая на своего спутника. У Дина столько личного обаяния, что Сэм на его фоне мог бы легко затеряться, но это не так. Сэм — человек тьмы, но тьмы настолько материальной, что само его присутствие словно заглушает голос Дина.
Сердце Дэниэла колотится в груди, а разум пытается осознать то, что оно уже знает.
— Винчестер? — спрашивает кто-то, и Дэниэл на мгновение закрывает глаза.
Они, это они. Легенда вышла из ночи, словно призрак, в ответ на его молитвы.
Дин поворачивается, оглядывая остальных членов отряда, и Дэниэл замечает отвратительный шрам, рассекающий щеку, рваный и темный, поднимающийся вверх до самого глаза. Дин моргает — шрам изгибается, сморщиваясь, — и поднимает руку, свет костра отражается от тяжелого пистолета.
— Винчестер, — подтверждает Дин, улыбаясь. Шрам чуть стягивает веко, и это не просто привлекательно, это до неприличия сексуально. Глубокие морщины разбегаются от уголков глаз, прячутся у губ, каждая из них заработана годами и кровью. Но Дин все равно улыбается, даже смеется, низко и заразительно, касаясь края шляпы.
Сэм абсолютно серьезен. Его ботинки такие же потрепанные, как и плащ, как будто они с Дином слишком долго бродили по разным дорогам, хотя оба ехали с запада. У Сэма нет пистолетов, вместо этого он держитв руке нож, отблески огня играют на изогнутом лезвии. Сэм кривит губы в усмешке, но она не привлекает, не очаровывает, как улыбка Дина. Взгляд у него отстраненный и ничего не выражающий, взгляд человека, который видел больше сражений, чем ему хотелось бы. Сэм опускает голову, глядя под ноги, продолжая сжимать нож так, словно тот — часть его, продолжение руки. Он что-то произносит глухим, низким голосом, так, верно, шепчут мертвецы в могилах, но Дэниэлу не удается разобрать слова, только звук. Он говорит всего несколько слов Дину, и Дин кивает, лицо его на мгновение становится ровным и невыразительным. Сэм, кажется, не осознает, какой эффект производит его присутствие, когда входит в круг света у костра, оранжевый отсвет огня освещает острые скулы и глаза, подмечающие всех и все вокруг. Он молчит, но в том, как его пальцы скользят по плечу брата, в малейшем повороте головы, в мерцании глаз, когда он оглядывает окружающих — во всем этом скрыт свой язык. Люди вокруг напряглись и притихли, Дэниэл чувствует, как натянуты у всех нервы. Они боятся, думает Дэниэл, и не понимает причины этого страха. В конце концов, это же Винчестеры, и даже если они молчат, то все их поступки и поведение говорят громче всяких слов. Они прошли сквозь ад, эти двое, и остались в живых.
После того как небо раскололось надвое, а солнце сменило свой облик, мама читала Дэниэлу истории о Боге. Она рассказывала, как Иисус, сын всемогущего Бога, говорил, что «кроткие наследуют землю». Что «подставив другую щеку», победишь. Что Бог был милостив и любил всех. Что он прощал, и что каждый человек был частью его великого замысла.
Мама умерла, когда Дэниэлу было шестнадцать. Захлебнулась собственной кровью, когда адские гончие разодрали в клочья ее горло. Он любил ее, но не верил ни единому слову.
Напротив, над умирающими углями костра, Сэм и Дин, склонившись друг к другу, обмениваются словами, предназначенными только для них.
Он желает, больше всего на свете желает знать, что же они говорят друг другу. Что значат друг для друга. В резком свете восходящего солнца они кажутся такими обычными, человечными: небрежные взгляды, чуть приподнятые брови. И в то же время в них скрыто нечто особенное. При всем бахвальстве Дина, при всем пугающем молчании Сэма, в них есть какое-то спокойствие. Принятие существующего мира. Дэниэл хочет это понять.Дэниэл обстругивает кусок влажного дерева, перочинный нож снимает мокрую кору, обнажая белый, словно кость, ствол под ней. То и дело Дэниэл поднимает взгляд, пытается понять чувство, что охватывает его каждый раз, когда он видит их, сидящих так близко друг к другу, молча, потому что им не нужны слова.
Он бездумно срезает еще один слой дерева и снова поднимает голову.Они оба смотрят прямо на него.
В свете костра глаза Дина светятся почти прозрачной зеленью.
— Почему ты так нами увлечен? — спрашивает он.
— Потому что… вы это вы. Легенда, — отвечает Дэниэл, глядя на них поверх костра. Их лица словно вырезаны из оранжевого пламени, все остальное скрывается в темноте. — Вы спасли мир.
Дин наклоняет голову, тень падает на шрам на щеке.
— Некоторые считают, что мы принесли больше вреда, чем пользы.
— Мир все еще здесь, — Дэниэл пожимает плечами.
— Ну да, — кивает Дин резко. — Вопрос в том… насколько тебе нравится жить в нем?
Ему не нравится. Никому не нравится. Дэниэл колеблется и замечает в лице Дина что-то, очень похожее на триумф.
— Это лучше, чем ничего, — отвечает Дэниэл.С края стоянки доносится шум. Мимо проходит Джек, сухо кивая. Дин смотрит ему в спину, пока тот не исчезает между деревьев, потом снова поворачивается к Дэниэлу.
— Мы заставляем его нервничать.
— Он думает, вы опасны, — признается Дэниэл.
— Он прав. — От голоса Сэма у Дэниэла по спине бегут мурашки.
— Но ты нас не боишься, — произносит Дин задумчиво, как будто спрашивает.
— Нет, — соглашается Дэниэл еле слышно. Его шепот звучит почти неуместно меж хриплых, грубых голосов, разносящихся над стоянкой. — Я… я просто хочу понять.
Сэм смотрит на него, а Дин снова наклоняет голову, обдумывая слова Дэниэла.
— Я имею в виду, — продолжает Дэниэл неуверенно, — как вы… продолжаете любить друг друга… в этом мире?
Дин и Сэм переглядываются, и в одном этом взгляде таится так много слов, на языке, который Дэниэл не понимает, но видит скрытые в нем любовь и доверие.
Дин отрывает взгляд от Сэма, смотрит на Дэниэла поверх пламени костра.
— Потому что это помогает нам выжить, — говорит он.Там, за ручьем, почти скрытых густой растительностью, он замечает их.
Это что-то чистое, неприкосновенное. Любовь в самом божественном ее проявлении, какую Дэниэл когда-либо встречал, и это почти невыносимо.
Он не должен быть здесь, не должен это видеть.
Дин поднимает голову над плечом брата. В лунном свете радужка кажется безгранично зеленой с черными точками зрачков посередине, а белков почти не видно, и тут Дин фокусирует взгляд прямо на том месте, где стоит Дэниэл. Сердце Дэниэла замирает, пропуская пару ударов, потом несется неистовым галопом.Ты видишь? Ты понимаешь?
Да.
Они — олицетворение всего человеческого и животного одновременно, дикие и свободные. Опасные хищники, запертые в клетке, но не укрощенные.
Дэниэл прикусывает губу, чувствуя на языке яркий и острый вкус меди.
Он понимает.
Это то, чего у него никогда не будет.
Он поднимает ружье и отворачивается, молча шагая в кусты.
— Ты лучше молись, мальчик, — говорит мать, поглядывая из-под завесы длинных светлых волос. — Господь это все, что у нас осталось.
— Нет, — шепчет он, мотая головой и отворачиваясь.
Бога нет. Только Винчестеры.Это то, чего у него никогда не будет.
Они красивы, почти нечеловечески красивы в своих движениях, пистолеты Дина искрятся в воздухе, лезвие Сэма вспыхивает огнем, смертельные слова срываются с его губ. Дэниэл поднимает лицо к темному небу, закрывает глаза, отгораживается от звуков мертвых и умирающих. Луна. Она здесь, всего лишь тонкий серп на краю горизонта, но здесь. Он чувствует ее, чувствует зов охоты, поющий в венах. Все стихает в темноте, тела его нового отряда окрашивают землю красным, Сэм и Дин единственные, кто остался стоять, запахи пороха и магии тяжелым облаком висят в воздухе. Теперь он знает, понимает, почему выжил, в то время как все остальные из его прежнего отряда погибли, он чувствует изменение глубоко внутри себя, кровь кипит в его жилах. Он человек и в то же время зверь, зверь, которого нельзя загнать в клетку.
— Ты был хорошим парнем, Дэнни-бой, — говорит Дин, кладя руку ему на плечо
Ты был.
Был.
Он смотрит Дину прямо в глаза, темно-зеленые, с узкими зрачками. И вот это… только это в конце его жизни. Последняя мысль мертвого — умирающего — мечта о непрожитой жизни. Он хочет ее, хочет все. Дэниэл чувствует напряжение в венах, бег раскаленной крови, яркую вспышку желания. Его кожа морщится, преобразуется, изменяется.
— Я верил в вас. Я звал вас.
Он чувствует, начало превращения за секунду до того, как это происходит. Чувствует разъяренного зверя, нервно бьющегося в груди, полного желания и острого голода.
«Убей», — призывает чудовище.
— Я не хотел этого, — говорит Дэниэл, шевеля онемевшими губами.
— Мы тоже, — отвечает Дин.
Его лицо мрачно, как небо на похоронах, и искажено усталостью. За его спиной стоит Сэм и просто смотрит пустыми, темными, будто провалы, глазами. Глазами человека, который слишком часто видел подобное. Дин поднимает пистолет, и Дэниэл закрывает глаза. Откидывает голову и чувствует, как падают с деревьев капли дождя, попадая в рот. Они соленые на вкус, как слезы, и оставляют за собой расплывчатое эхо желания и неудовлетворенности. Сердце колотится в груди, бьется, словно дикий зверь в клетке, и он чувствует, как меняются пальцы, кости трещат и ломаются, превращаясь во что-то странное, что-то смертельное. Все становится таким ясным и отчетливым, и он стискивает зубы, загоняя назад новые незнакомые чувства.
«К черту», — думает он. Его губы раздвигаются в усмешке, в которой слишком много зубов — так много зубов — но это уже не имеет значения. Он улыбается. Улыбается и открывает глаза в ночь. Раскидывает руки и думает о доме.
— Давай, — шепчет он. Он слышит выстрел Дина прежде, чем тот настигает его, и на мгновение мечтает хотя бы еще раз увидеть солнце.Он падает на землю, думая «мама», а не «господи».
