Это метафора, вот смотри: ты держишь в зубах смертельно опасную дрянь, но не даешь ей возможности выполнить свое смертоносное предназначение.
Пока он читал, я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу.
Боль всегда была рядом, обращала мое внимание внутрь, требовала, чтобы ее чувствовали. Я словно могла очнуться, если что-либо вовне отвлекало меня.
Хейзел Грейс, – сказал он, – роскошно выглядишь!
– Я… – начала я в надежде, что остальное предложение родится, пока воздух будет проходить через голосовые связки, но ничего не пришло в голову. Наконец я заметила: – По-моему, я одета слишком скромно. – Ох, уж эти старые женские уловки, – улыбнулся он мне сверху вниз.
А я бы не возражал, Хейзел Грейс. Большая честь ходить с сердцем, разбитым тобой.
Единственный, с кем я хотела говорить о смерти Огастуса Уотерса, был сам Огастус Уотерс.
Я вспомнила письмо ван Хутена: писанина не воскрешает, она хоронит.