Немые собеседницы меняются. Одна молчаливей другой. Говоришь в пустоту, трогаешь пустоту, живешь пустотой, и бьется тоже, пустота. Однажды утром просыпаешься, поворачиваешь голову и видишь зияющую пустоту, которая улыбается тебе с соседней подушки. Ищешь чем заполнить ее? Ничего не выйдет. Она с тобой до того момента, пока на крышку твоего гроба не упадет первая горстка земли. Если не сожгут конечно. Больно не умирать. Больно жить после смерти. Даже не больно, а неприятно. Табачный дым просачивается сквозь перерезанную глотку или выходит через пулевое отверстие в сердце. Ведь не думаешь, что умрешь в окружении близких людей в старческом маразме? И напиться не сможешь, вот в чем трагедия. Органы ссохлись, и алкоголь просто не идет по горлу, не ударяет в голову и не дает забыться. Думаешь, сейчас твоя жизнь это ад? Нет, это лишь первоначальная ступень, которых, как известно 7. Может, уже больше. Кто их знает, адовых бюрократов. Ну, уже не рвешься встретиться с целым скопищем таких же, недовольных жизнью и собой? Неужели совсем не интересно посмотреть на разложившиеся от ненависти лица? Раздувшиеся от самодовольства и презрения вены на шее? Зачем зеркало? Убедиться, что еще не стал одним из тех, с кем предстоит встретиться? А ведь так рвался. Кричал, что не боишься ада, что готов ответить за то, что делал и сделаешь. Где прежняя отвага? Где юношеский максимализм и присущий каждому пофигизм к собственной, простите, заднице? Меняться? Ну конечно, меняться. Кивни еще раз, сделаем вид, что сделка с осенью заключена. Меняй собеседницу. Она излишне болтлива.