« I know. I'm very hard to talk to. I realize that.»

Каждому из нас кажется, что он особенный. В бесконечном потоке серых будней и беспорядочных связей, каждый из нас ловил себя на мысли, сидя в метро или делая неуверенный глоток горячего ароматного кофе в уличном кафе, что помыслы его и действия чисты и непорочны, как девственная плоть , еще не познавшая похоти и страсти, что кожа и лик его белоснежны как недостижимый полумесяц, который скромно укрывается чернотою роковой ночи, изредка выглядывая из под мягкого крыла темных небес, и балуя своих ночных ангелов слабыми сиянием, падающим на очертания поломанных судьбой и бушующим ветром деревьев, которые хотели бы что их заметили, что крылья их поломаны и искривлены как чья-то улыбка от боли и крика в эту роковую ночь. Этим безликим прохожим кажется, что они не такие как все, что голоса их звонки как перелив колокольчиков в весеннюю пору, звук которых так ласково и нежно касается детского слуха и что их пухлые уста созданы чудотворцем божественной любви , который уверовал их в исключительности и силе испытываемых ими чувств, при этом небрежно и робко коснувшись их лба, поселил в их разумах стремление постичь блаженную страсть и искреннюю беззаботную любовь к своему избраннику, с которым они должны столкнуться в одночасье и узнать друг друга по одному взгляду, по одному взмаху ресниц и теплому касанью руки.

Но не каждому из нас может причудиться, что это всего лишь безмолвный крик в пустоту ,, когда чьи-то хрупкие исхудалые пальцы сжимаются у твоей шеи, обволакивая её будто ствол дерева поросшего плющом. И тогда ты жадно глотаешь воздух, в попытке сорвать с себя цепи сомнений и предрассудков, отрывая от себя куски действительности, не желая становится её частью. Тогда ты понимаешь, что всё, во что ты верил это только треск в бездушную темноту, в которой ты можешь быть услышанным лишь самим собой. И в старой комнате, адрес дома которой давно позабыт Верой и Богом ,, с потертыми дверными косяками и облупившимся двойным слоем краски на стене, где-то в углу ты вспомнишь, что ты не был особенным, ты стремился к однодневным кем-то выдуманным материальным ценностям, во имя которых ты позабыл свою семью и самого себя, поймешь, что нужно было попробовать просто быть самим собой, не взирая на шаблоны общепринятых дней и отношений и не уповать на своё везенье и исключительность. Ты поймешь, что ты был как все, и счастлив ли ты теперь?