наткнулась на сайте золотой маски в номинации современная драматургия
на меня чем-то похоже
Помню, девки мне посвящение решили устроить. Подозвали эту, поржать что бы. Говорят, что она как чмо какое-то одета. А потом спросили, слабо ли мне харкнуть в нее? Я им говорю: «Да не, девчонки, че вы, зачем ее трогать? Она же блаженная какая-то. Пусть ходит себе, не мешает ведь». А они мне: «Ну ты и лохушка рыжая, прям как это чмо рябое». Ну так-то я не рыжая, я рябая. Вообще-то это две разные вещи. А потом они добавили, что давно уже замечают, что я на нее похожа. И я думала, все, это конец, случилось то чего я больше всего в жизни боялась, да еще и она подошла и стоит, смотрит, а по ней так и видно, что она кайфует от того, что я щас краснею. Еще и девки подбивают, типо, все ты теперь не с нами, ты не наша, ты лохушка рыжая. А она стоит и ждет… а я взяла и харкнула в нее. Да и пусть. Мне было главное не спалиться, а остальное мне по фиг. И тут я думала, что она начнет кричать на меня, побьет, да еще и крикнет, типо, ты же дочь моя, и все, капец!.. А она, молча, вытерлась и сказала: «Однажды, девочки, мы все будем счастливы. Обязательно будем». Но я-то знала, я знала, что это маска, а дома, дома-то она меня прибьет, она просто меня измолотит всю до смерти…
Дома она курила, пускала кольца изо рта, как мужичка. Я зашла домой, уже морально подготовленная к смерти. Она все курила и курила, вся комната была, как в тумане, я даже не сразу увидела, где она сидит, только потом услышала: «Помнишь, Машка, маленькая ты еще была, к отцу твоему на могилу ходили, ты там земельку пальчика ворошила, и говорила: вставай папа, мы пришли, вставай, есть будем садиться. Мы конфеты принесли шоколадные, а мама яйца сварила, вареные. Вставай, есть будем садиться»… Я знаю, для чего она это говорила, это все специально, это чтоб напомнить мне, что яйца-то она варила, что я готовить не умею, что такая корова, как она меня называла, а до сих пор готовить не научилась. Это она все для того, чтоб напомнить мне, что я ничего не умею, а еще, что раньше я слова не правильно говорила. Вместо того чтоб говорить, как все нормальные люди, шоколадные конфеты, я проговаривала слова так, как они пишутся. И, когда мы ходили к отцу, я ему говорила: «Вот тебе, папа, конфеты шОкОладные». Я говорила через букву «О», как деревня. А она стояла и ржала надо мной, прям там на кладбище и передразнивала… Вот, почему я так говорила? Почему я говорила шОкОладные? Потому что никто не научил меня правильно разговаривать. А кто должен был? А ей зачем? Ей лучше постоять, поржать над ребенком… Но я все ждала, когда она меня уже отметелит. А она все дымила, дымила, и говорит: «Подруги-то у тебя сучки какие-то. Че получше не нашла? Лучше б с птичками своими дружила. Те хоть спокойные были… и умирали медленно. А эти… долго будут барахтаться…по жизни… А, не все ли равно… хоть кем ты будь, исход все равно один, все мы будем счастливы… однажды. Злыдня ты Машка. В какого ты такая злыдня». А я ей говорю: «Че ты философствуешь-то? О всякой фигне, значит, голова печется, а обо мне? Так, конечно, зачем?»… В общем, я опять убегала из дома. По улицам ходила до вечера, но я знала, что она все равно меня отлупит, не сейчас так потом. Она так просто это не оставит. Еще ни разу ничего с рук не сходило. Это она так просто забыла, обкурилась, наверно…