…Снег откуда-то падает, падает ниц,
и чертить невозможно на нём…
В этой книге всего девятнадцать страниц,
да и эти - объяты огнем.
Будет ли продолженье - не знает никто.
Любопытных - прогонят взашей.
Автор пишет, и пишет, и снова не то
из-под ручек и карандашей.
Даже рукописи научились гореть
без того, кто их вытащит из
воспаленного горла камина. На треть
этой книгой станцован стриптиз,
и сорочка бумаги вот-вот обнажит
свой остов переломанных букв,
одноногих, картавых, - им хочется жить,
и слетаться с обветренных губ
на белесые площади новых страниц,
молчаливо прося чей-то взгляд.
…Автор выдернет сто опаленных ресниц,
до того, как они заболят
от каминного жара, ревущего рок
с нотоносца решетки своей.
Автор рад бы и сам сделать шаг за порог…
И пока не исполнилось ей
двадцать из девятнадцати прожитых лет,
вёсен, осеней или же зим,
надо срочно ловить припорошенный след
от колес, умолять - "Довези
до краев цвета неоскверненных снегов,
побелевших от холода щек,
расцветающих на небесах синяков
и чего-то/кого-то еще.
Мне бы только бумаги для следующих глав,
двадцать, тридцать один, сорок два,
мне еще не пора в небо цвета стекла,
мне - возделывать буквы в слова".
Но молчит непроторенная колея
и безмолвствуют буквы в снегу.
Этим автором можешь быть ты. Ну, а я -
…не могу.
Не могу.
Не могу.