Как жаль, что не дружил
Есенин с Маяковским,
Что каждый врозь ходил
По улицам московским!
Сойдутся как князья,
Глядят надменным взглядом.
Двум гениям нельзя
Дружить: им тесно рядом.
Один ввернет словцо
Про «памятник корове»,
Другой швырнет в лицо –
О «пробках в Моссельпроме».
Но я слыхал о том,
Что часто, на досуге,
Два спорщика тайком
Грустили друг о друге.
Один другому вслед
Порой шептал при людях:
- Какой большой поэт!
Пусть осторожней будет!..
(с) И. Кобзев.
Последняя встреча Маяковского и Есенина.
Это было роскошное заведение, масса зеркал, изящные тонкие перегородки, настоящие старомосковские официанты. Им принесли пиво, мелко нарезанную копченую рыбу.
- А ведь этого ничего скоро не будет, кивнул вокруг себя Есенин, - будет серое все.
- Очень много молодых людей родилось, - усмехнувшись, возразил Маяковский, - они захотят настоящей красоты, а не этого упадка.
- Я позавчера сидел напротив Троцкого, как сижу напротив вас, -сказал Есенин, - он сумасшедший. И они все сумасшедшие, вы не видите этого?
Маяковский, которого преследовал страх сойти с ума, передернул плечами. И словно защищаясь, сказал: " Ну не вам Сергей осуждать сумасшедших, вся Москва говорит о том, что вас лечат, говорят, сам Бехтерев лечит".
У Маяковского был "профессиональный" интерес, он пару раз видел могучего старика, психиатра Бехтерева и с трудом подавил в себе желание подойти к нему и рассказать о своих проблемах.
- Мы владеем словом, они владеют жизнями, - пожал плечами Есенин, - он почувствовал смертельный страх Маяковского, и как невротик невротика пощадил его. И перевел на другое - Ведь в ваших стихах, умирающая, загнанная лошадь, которая плачет, это Россия.
- Вы же знаете, я русский дворянин, но безразличен к России, лошадь - это я. - Сказал Маяковский.
- О, я знаю русских дворян, - усмехнулся Есенин, - Толя Мариенгоф русский дворянин, подонок и стукач. - Хотя те, с которыми я вчера пил… - Хорошие ребята.
Есенин потер лоб. И сказал: " Но ведь это конец? "
- А вы знаете, у меня сын родился в США от русской, - сказал Маяковский, отвечая на эти слова Есенина.
- У меня была еврейка, у вас была еврейка, я свою отдал в хорошие руки, а вы все при своей? Она же уродлива!
- Вы же знаете, Есенин, что у меня другие женщины, а Лиля просто очень сильная, она не боится жизни, она везде своя, она радостная такая… И у нее изощренный ум.
- Мариенгоф такой же, - засмеялся Есенин.- За все когда-нибудь заплатит Толя. Надо очень не любить Россию, чтобы быть радостным сейчас.
Они еще посидели минут десять, два одиноких русских гения. Уходя, Маяковский сказал в пространство: " А Бог ведь есть, он в наших стихах "
- ОН есть, - едва слышно сказал Есенин, - но нас уже нет.