песнь четырнадцатая, седьмой круг, Капаней. "за свое богохульство Капаней помещен в седьмой круг ада, где он гордо сносит страдания, продолжая бросать Зевсу гневные вызовы. "

О божья месть, как тяжко устрашен
Быть должен тот, кто прочитает ныне,
На что мой взгляд был въяве устремлен!

Как Александр, под знойными лучами
Сквозь Индию ведя свои полки,
Настигнут был падучими огнями

И приказал, чтобы его стрелки
Усерднее топтали землю, зная,
Что порознь легче гаснут языки, -

Так опускалась вьюга огневая;
И прах пылал, как под огнивом трут,
Мучения казнимых удвояя.

И я смотрел, как вечный пляс ведут
Худые руки, стряхивая с тела
То здесь, то там огнепалящий зуд.

Я начал: "Ты, чья сила одолела
Все, кроме бесов, коими закрыт
Нам доступ был у грозного предела,

Кто это, рослый, хмуро так лежит,
Презрев пожар, палящий отовсюду?
Его и дождь, я вижу, не мягчит".

А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
Его гордыне, отвечал, крича:
" Каким я жил, таким и в смерти буду!

Пускай Зевес замучит ковача,
Из чьей руки он взял перун железный,
Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

Или пускай работой бесполезной
Всех в Монджибельской кузне надорвет,
Вопя: "Спасай, спасай. Вулкан любезный!",

Как он над Флегрой возглашал с высот,
И пусть меня громит грозой всечасной, -
Веселой мести он не обретет!"

Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
Какой я в нем не слышал никогда:
" О Капаней, в гордыне неугасной -

Твоя наитягчайшая беда:
Ты сам себя, в неистовстве великом,
Казнишь жесточе всякого суда".

И молвил мне, с уже спокойным ликом:
" Он был один из тех семи царей,
Что осаждали Фивы; в буйстве диком,

Гнушался богом - и не стал смирней;
Как я ему сказал, он по заслугам
Украшен славой дерзостных речей.