Из сонма тех, кто меж добром и злом, Я женщиной был призван столь прекрасной, Что обязался ей служить во всем. Был взор ее звезде подобен ясной; Ее рассказ струился не спеша, Как ангельские речи, сладкогласный: О, мантуанца чистая душа, Чья слава целый мир объемлет кругом И не исчезнет, вечно в нем дыша, Мой друг, который счастью не был другом, В пустыне горной верный путь обресть Отчаялся и оттеснен испугом. Такую в небе слышала я весть; Боюсь, не поздно ль я помочь готова, И бедствия он мог не перенесть. Иди к нему и, красотою слова И всем, чем только можно, пособя, Спаси его, и я утешусь снова. Я Беатриче, та, кто шлет тебя; Меня сюда из милого мне края Свела любовь; я говорю любя. Тебя не раз, хваля и величая, Пред господом мой голос назовет. Я начал так, умолкшей отвечая: "Единственная ты, кем смертный род Возвышенней, чем всякое творенье, Вмещаемое в малый небосвод, Тебе служить - такое утешенье, Что я, свершив, заслуги не приму; Мне нужно лишь узнать твое веленье. Но как без страха сходишь ты во тьму Земного недра, алча вновь подняться К высокому простору твоему?" "Когда ты хочешь в точности дознаться, Тебе скажу я, - был ее ответ, - Зачем сюда не страшно мне спускаться. Бояться должно лишь того, в чем вред Для ближнего таится сокровенный; Иного, что страшило бы, и нет. Меня такою создал царь вселенной, Что вашей мукой я не смущена И в это пламя нисхожу нетленной".