"Из года в год каждую новогоднюю ночь они производят до боли неизменным составом, что порождает у меня эффект де жа вю, жутковатый эффект остановившегося времени. Сколько-либо долго обзаясь со своими домочадцами, вот уже много лет меня неуклонно одолевает желание сорваться. выкинуть нечто в корне аморальное и асоциальное, предаться всем существующим в мире порокам, изваляться в грязи".
"Пшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш.
Конец моим стараданиям и разочарованиям! Это отвратительно и неправильно, и я это знаю не хуже вас. Но я чертовски рад. я просто пиздец как рад. Я слабый говеный человечек. В то время, как иные человечки летают в космос, пишут симфонии и поэмы, выигрывают чемпионаты мира по футболу, рожают и воспитывают детей, изобретают новые кофемолки и женские затычки, наживают капиталы и мускулы. пятерки для красных дипломов, я сижу в углу ебаной чердачной богадельни, чуть не обсираясь от переполняющего меня счастья осознания того, что сейчас я сорвусь после пяти месяцев и опять вмажусь. Буду три минуты валяться на приходе, а потом еще сутки колобродить, суетливо догоняться в сиреневых предрассветных лучах, толкать разумные телеги таким же замороченным полусамасшедшим торчкам. Я рад. У меня нет выбора. Без выбора нет ответсвенности выбора, нет мучени выбораю Есть фатализм и дрейф вниз по течению".
"Наблюдение за тем, как Олег втюхивает раствор в юных девочек с их такими вот умилительными, такими вот детскими личиками, и вот они уже валяются навзничь, тяжело дыша и постанывая, словно после хорошей ебли - все это шоу приносит какую-то распутную садо-мазохистскую усладу глаз. Зрелие растления, низвержения ребенка в душевную грязь? Впрочем, все это оптический обман, иллюзия. Эти две девчонки настолько порочны, чтобы тем самым портить чистоту жанра…"
"Ну сколько можно ждать эту Олесю?
- Паш, ты ее хоть узнаешь? Помнишь как выглядит-то?
- Да вроде рыжая такая… Ога сама должна подойти".
"- Ты чо, Паштет, винтишься что ли?
- Да, - отвечаю я, - временами.
- Зря. Говно ваш винт. Вот белый совсем другое дело.
- Ты, Гарик, наверное нормального винта не вмазывал, раз так говоришь.
- Да пробовал я этот ваш винт. Хуйня какая-то.
Я постепенно перевожу разговор в русло другой темы, уходя от этого дурацкого спора двух наркоманов, чья дрянь лучше и кайфовее".
"Жаркий июльский дене. Мы с Дэном тупо стоим возле крыльца ломбарда, время от времени глухо матюгаясь и задаваясь извечным вопросом русской интелегенции "что же теперь. блять, делать?". В ломбард же мы приехали совсем не с целью сдать какое-нибудь снятое золотое кольцо. Ах, как это было бы похоже на наркомано! Ан, нет, все гораздо прозаичнее. Просто в этом месте по маминому блату работает пресловутая Олеся".
"Вместе с тем я вспоминаю утверждение о том, что якобы на страшном суде большую роль играют последние слова человека. сказанные им перед смертью - а у меня это будет мат…"
"Умереть в двадцать с половиной лет от винта. Любой трезвый челвек, читая эти строки, подумает: "Ну после такого-то грех не завязать с подобной гадостью". Да, у меня мелькнула в башке мысль: "А как же я буду втираться в следующий раз - я неизбежно буду стрематься повторения сегодняшнего весла".
"Ну а как же сам автор этих строк? Как он сумел перестать употреблять? В новогоднюю ночь 1999/2000 я повстречал девушку, которая круто повернула мою жизнь. Немного посрывавшись и пострадав традиционным желанием втереться, я постепенно все же пересел с первентина на другой, более мощный наркотик - на нее. Чтобы уйти от наркотиков, надо уйти куда-то. А., к примеру. ушел в религию. Гриша ушел в могилу транзитом через алкоголь. Я же ушел в работу и в нее. Она силой, непреклонным упорным психологическим давлением вправила мне мозги, вытащила меня за шиворот на свет божий и заставила в нем жить. Она за меня смогла сделать то, чего я за два года так и не смог сделать самостоятельно. Два года не торчу. Работаю. Живу с девушкой, которую очень люблю. Живи и радуйся. Почему мне тогда так грустно?"