o.p.
Знаете, иногда у меня случаются идеальные вечера. Начинается все с того, что долго не ебавшись со своей женщиной, мы, наконец, ебёмся. Все в достаточной мере довольны результатом, гигиенические процедуры завершены и вот мы лежим, максимально соприкоснувшись друг с другом, передаём в обе стороны тепло своих тел; конечности принимают самое удобное из возможных положений, мышцы полностью расслаблены, нервы словно бы аккуратно разложены на теплой подушечке и греются в лучах тихой дрёмы. За окном тихо стучит дождь. Мыслей нет. Вставать еще не скоро, все важные дела сделаны или окончательно проёбаны, все заботы потонули в волнах памяти, денег хватает на необходимое и на мелочи, где-то на фоне зреют приятные планы на недалекое будущее, страх смерти притуплен биением жизни. Есть не хочется. Сегодня я поел достаточно, с последнего раза прошло не так мало времени, чтобы желудок мешал теперь спать этим своим пищеварением, но и не так много, чтобы вдруг захотелось чего-нибудь эдакого. Тепло, ничего не чешется, и даже нет ни малейшего желания срать. Я лежу, и мозг опутывают шелковые нити дневных впечатлений, забытых сюжетов, разговоров из прошлого, выдуманных ситуаций и несуществующих пейзажей; в успокоенном, медленно пульсирующем сознании зреет теплая бесконечная история про идеального меня, сделанная по всем стандартам божественной драматургии. Пока я там, моё тело - как драгоценная безделушка, выполненная гением драгоценных безделушек и упакованная в специально созданный для него футляр, где оно занимает ровно столько места, сколько должно занимать с точки зрения идеального мироустройства. Меня уже почти нет в этом мире, двери уже почти захлопнулись, и в этот самый момент у женщины звонит телефон. Она сбрасывает, я даже не успеваю пошевелиться, но уже знаю – звонил один пьяный неприятный мудила, который если позвонит еще раз, то я уж отвечу как надо, но который не перезвонит. Голова занята моделированием несостоявшегося разговора, и в определённый момент я понимаю, что последние минут десять в сознании вертится всего три слова: «сука» и «отпилить голову». Это даже печальней, чем изгнание из рая: вместо змея что-то невнятное, эдем смутно зеленеет по ту сторону ворот, ева осталась там, а ты стоишь один посреди выжженной пустыни, обреченный на гибель, потому что нет никакого бога, у которого можно было бы попросить прощения в надежде попасть обратно, к тому же захотелось пойти поссать и надо искать трусы где-то в темноте. Теперь я буду долго вздыхать и ворочаться, усну только под утро неглубоким сном, встану охуевший под звон будильника и весь следующий день скомканные мысли будут липнуть к внутренней стенке черепной коробки. Дождь за окном прекратился, вдалеке просыпающийся город шумит мокрыми шинами. Под натиском приближающихся холодов глухо трещат оконные стекла, шуршат и постукивают ещё холодные батареи, под двумя одеялами мерно сопит гуляющая по эдему женщина. Мысли успокоились, уцепились за случайный образ и показывают мне зачем-то одного знакомого из прошлого. Его сменяет другой, потом третий, потом я вижу самого себя, готовящегося перейти в следующий день. Мы молча разговариваем друг о друге, как обычно пытаемся решить все наши проблемы. Уже на самой тонкой границе сна я сегодняшний даёт мне завтрашнему все ответы и решения, и просит: «Не забудь». Я завтрашний, как сделал бы любой другой я, ответил: «Хорошо». И забыл.