Ноют руки мои, истомясь
глупым желаньем:
что-то живое обнять, что я б ощутила
меньшим себя. Я его бы схватила
в прыжке — и бегом унеслась
в мрак вечерний с моим достояньем.
Я б бросалась на тьму, чтоб его защитить,
как бросается море на скалы.
Я дралась бы, сколь в жилах моих
бьется пульс, а потом бы упала
на пустынном полночном пути
под небом огромным, посеребренным
луной и стволами берез; мне б улечься склоненной
над той жизнью, что прижимаю к груди,
убаюкать, — тогда и уснуть напоследок…
Я одна. Одиноко сворачиваю в клубок
тощее тело свое, не ведая,
что целую, как дура, не усталый лоб,
а тугую кожу своих коленок.