помню, в одном традиционном японском ресторане на окраине токио меня посадили напротив какой-то женщины с совершенно незапоминающимся лицом: таких людей видишь каждый день. она долго за мной наблюдала, потом начала рассказывать о своем сыне, племяннике, о хуй знает ком, этого я уже не помню. и вдруг, обращаясь в мою сторону с самой загадочной улыбкой на свете, говорит: "вы мне очень нравитесь, вы такая сдержанная и серьезная". тогда я ничего не ответила. продолжила отпивать свой мисо-суп и окунать консервированный имбирь в какой-то сладкий соус. сейчас, детально прокручивая этот момент в голове, я очень хочу рассмеяться. потому что, будучи внешне стабильно серьезной, эмоционально непроницаемой и глухой ко всякого рода катаклизмам, внутри я остаюсь ранимой, порывистой и тщеславной абдериткой, которая живет от зимы личностной диссипации до осени дивергенции структур самосознания. я ничего не воспринимаю всерьез. на самом деле ничего. даже себя. особенно себя. я смеюсь над своими метаниями; я смеюсь над псевдо-гетерогенностью моих внутренних сражений, над коновализацией всего моего существования. наверное, единственное мыслимое мною ответственно, без дураков – это самоубийство; даже его торжественную романтизацию я принимаю очень строго, очень сосредоточенно, чопорно и деловито.
разумеется, тут всяко прослеживается эманация великих трагедий и следующих за ними усилий высмеять собственные несчастья, тем самым защититься от остаточной боли. но потом, спустя какое-то время, я искренне тычу пальцем, как жирный рыжий задира в зоопарке, на свои когда-то вселенского масштаба пароксизмы зубовного скрежета. я искренне не воспринимаю себя всерьез. а на следующей неделе так же искренне умираю от инвариантности своего социального этоса, виноградной оскомины или другой сперматорейной хуйни. вот такая неподдельная сердечность рвет меня на куски. что уж говорить о восприятии проблем других людей. вчера, например, читала о дейзи и виолетте хилтон, все корчилась, все вздыхала: как же это ужасно, не иметь возможности побыть в одиночестве, подвергаться эскплуатации и насмешкам с самого детства. а потом, все мои мысли как-будто карманной гильотиной отрубило, рычаг опустился, и я минимизировала все тяготы жизни этих женщин к одному: хуево на протяжении полувека срать в присутствии другого человека, тем более когда у вас жопы сросшиеся.
вот так обстоят дела. внешне серьезная, я могу стоять с мрачным лицом замершей мраморной статуи, вслушиваясь в рассказы о чужих неурядицах, при этом очень глубоко переживать за разворот фабулы и все такое прочее, а позже все с тем же лицом замершей мраморной статуи высмеивать этих же людей и эти же проблемы. все это несерьезно. все это не имеет смысла. а срать в присутствии другого человека, тем более когда у вас жопы сросшиеся, реально не прикольно